Мир Политики

Депортации поляков 

Максим Петров
Специально для «Секретных исследований» 

Истребление 22 тысяч пленных офицеров весной 1940 года – только часть преступлений, совершенных большевиками против поляков. Наряду с массовыми казнями осуществлялись широкомасштабные депортации гражданского населения с территории «второй» Речи Посполитой, захваченной СССР в 1939 году. Депортация – ссылка отдельных групп населения по политическим мотивам в пределах данного государства, либо изгнание их за границу. В отношении поляков, живших на территории Западной Беларуси и Украины к 17 сентября 1939 года надо отметить то обстоятельство, что они не считали себя советскими гражданами, и по международному праву таковыми не являлись. 

Население Польской республики, по данным переписи 1931 года, составляло 31 млн. 916 тысяч человек: поляки – 68,9% (21 млн. 990 тыс.), украинцы (включая русинов)– 13,9% (4 млн. 436 тыс.), евреи (включая караимов) – 8,6% (2 млн. 744 тыс.), беларусы (включая полешуков) – 5,3% (1 млн. 692 тыс.), немцы – 2,3% (734 тыс.), прочие – 0,9% (287 тыс.). 

По оценкам польских демографов, к 1 июля 1939 года население возросло до 32,6 – 33 млн. человек, с сохранением прежнего процентного соотношения между представителями разных наций. Однако официальная польская статистика всегда занижала численность национальных меньшинств. В частности, аналитики НКВД СССР отметили в составленной ими справке, что в 1939 году в Польше насчитывалось 7 млн. украинцев, 3 млн. евреев, 2 млн. белорусов, 1 млн. немцев, 100 тысяч литовцев, а всего – 40% от общей численности. Видимо, ближе всего к истине средние значения между крайними. 

Украинцы преобладали в Волынском, Львовском, Станиславовском, Тарнопольском воеводствах, беларусы – в Виленском, Новогрудском и Полесском. Поляков было здесь до одной трети населения, с одной важной оговоркой – в большинстве случаев «поляками» в этих воеводствах числись беларусы и украинцы католического вероисповедания. Много украинцев жило в Люблинском воеводстве, беларусов – в Белостокском (около 45%). Евреи проживали на всей территории Польши. В целом, население Западной Беларуси составляло примерно 4 миллиона человек, Западной Украины – 6,5 миллионов. 

Официально заявленная цель депортаций заключалась в удалении из новоприобретенных западных областей СССР «контрреволюционных» и «социально чуждых элементов». Фактически же она представляла собой попытку изменения национального и социального состава местного населения. Именно поэтому основная часть ссыльных пришлась на поляков. 

В 1940-41 гг. советские власти осуществили четыре крупные депортации населения из западных областей БССР и УССР (последняя затронула также Литву, Латвию, Эстонию). Но отправка в ссылку различных групп людей и отдельных семей началась уже в ноябре 1939 года и продолжалась до 22 июня 1941, поэтому установить точные цифры высланных сложно. 

Первая депортация 

Первыми ссыльными стали польские колонисты (осадники) и служащие лесной охраны (последние, в основном, беларусы и украинцы католического вероисповедания), вместе с их семьями. 

5 декабря 1939 года Совнарком СССР принял постановление №2010-558сс, утвержденное в тот же день Политбюро ЦК ВКП(б), о создании в удаленных районах страны спецпоселений для 21 тысячи семей осадников. В каждом поселке планировалось поселить от 100 до 500 семей. В соответствии с ним к концу года в Западной Беларуси были взяты на учет примерно 8 тысяч хозяйств осадников, где проживали 45.409 человек, в Украине – 13 тысяч хозяйств. Учет производили областные и уездные исполкомы под предлогом описи объектов, подлежащих обложению налогом. 

На подготовку операции, связанную с «рекогносцировкой местности» и окончательной редакцией списков жертв, ушло два месяца. Общее руководство ею Москва поручила заместителю наркома внутренних дел СССР В.Н. Меркулову, причем с предписанием о личном присутствии на месте, что свидетельствует об особой важности данной преступной акции. 

21 декабря Политбюро утвердило предложения ЦК КП(б) УССР и ЦК КП(б) БССР об использовании имущества выселяемых осадников и служащих лесной охраны – лесников, объездчиков и прочих (их дополнительно включили в категорию выселяемых именно 21 декабря). В частности, в западных областях БССР насчитывалось 5323 человек в составе семей служащих лесной охраны. Было решено: 

«1) Всю землю осадников, за вычетом той части земли, которая уже распределена между крестьянами, передать в земельные фонды областных комитетов для наделения ими совхозов и колхозов; 2) лошадей, продуктивный скот и сельскохозяйственный инвентарь передать вновь организуемым колхозам и совхозам. В каждой области организовать 2-3 совхоза, которым передать весь скот и сельскохозяйственный инвентарь осадников и по мере организации колхозов выделять им скот и сельскохозяйственный инвентарь, оставляя в колхозах в первую очередь племенной и высокопродуктивный скот». 

Освобожденные от хозяев жилые дома предлагалось использовать для размещения школ, медпунктов, сельских советов, правлений колхозов, дирекций МТС, в качестве квартир для учителей и врачей. То есть, экспроприация осуществлялась согласно традиционному лозунгу большевиков «отнять чужое и поделить». 

29 декабря Совнарком СССР и Политбюро ЦК ВКП(б) утвердили документы, подготовленные НКВД: «Положение о спецпоселках и трудовом устройстве осадников, выселяемых из западных областей УССР и БССР» и «Инструкцию Народного комиссариата внутренних дел Союза ССР о порядке переселения польских осадников из западных областей УССР и БССР». 

Совнарком принял в тот же день постановление №2122-617сс по этому вопросу, развивавшее его же постановление от 5 декабря, Политбюро ЦК ВКП(б) его утвердило. В нем предписывалось: Наркомлесу обеспечить подготовку к приему, расселению и трудовому использованию семей осадников; Наркомату путей сообщения — их перевозку железнодорожными эшелонами; Наркомздраву — выделить медицинский персонал для обслуживания эшелонов и спецпоселков. 

Архангельский, Вологодский, Ивановский, Кировский, Новосибирский, Омский, Пермский, Свердловский, Ярославский облисполкомы, Алтайский и Красноярский крайисполкомы, Совнарком Коми АССР должны были оказать практическую помощь НКВД СССР. 

Были утверждены штаты и ставки поселковых и районных комендатур, создаваемых в спецпоселках для надзора за ссыльными. НКВД выделили дополнительные ассигнования в 17,5 млн. руб. на расходы по переселению осадников, Наркомлесу СССР — 14 млн. руб. на обустройство спецпоселков. 

В соответствии с одобренной 29 декабря инструкцией НКВД, арест и высылку всех осадников и лесников следовало произвести одновременно в течение одного дня. Все принадлежащее им недвижимое имущество, скот, инвентарь следовало конфисковать. В инструкции было сказано: 

«Когда выясняются предварительные итоги обыска, осаднику (леснику) и всей семье предлагается одеться, после чего объявляется, что по решению правительства они переселяются в другую область (куда – не говорится). Выселенным разъясняется, что в новом месте жительства им будет предоставлено жилье и возможность работы. Предлагается собрать вещи, разрешенные к вывозу: одежду, белье, обувь, постельные принадлежности, посуду столовую, чайную и кухонную, ведра, продовольствие из расчета месячного запаса на семью, мелкий хозяйственный и бытовой инвентарь (топор, пила, лопата, мотыги, коса, грабли и др.), деньги (сумма не ограничена) и бытовые ценности (кольца, часы, серьги, браслеты, портсигары) сундук или ящик для упаковки. Общий вес не более 500 кг на семью». 

На сборы каждой семье отводилось максимум два часа. От сотрудников НКВД требовалось «не допускать ни в коем случае образования толпы» около домов выселяемых, «действовать во всех случаях твердо и решительно, без лишней суеты, шума и паники». 

Руководили депортациями оперативные «тройки» — центральные, областные, районные, и специально созданные штабы. Они разрабатывали план операции, уточняли состав семей выселяемых, формировали оперативные группы, готовили транспорт. Опергруппы собирались накануне операции вечером и не могли отлучаться из штаба ни на минуту. Старший опергруппы изучал места проживания семей, которые ему надлежало выселять, пути подъезда к их домам, маршруты движения к железнодорожным станциям, где проходила погрузка в вагоны. Операция должна была начаться на рассвете, чтобы избежать «ненужной шумихи и паники». 

Станции оцепляли конвойные войска НКВД, которые сопровождали эшелоны из 55 небольших вагонов по 25-30 человек в каждом. 

По своей жестокости и цинизму эта акция, впрочем, как и все последующие, не имеет аналогов в новейшей истории Европы. Вина осадников, было сказано в постановлении Совнаркома, заключалась лишь в том, что они являлись колонистами, получили землю для обработки от польского правительства и были преданны властям своей страны. Попросту говоря, их обвинили в том, что они жили там, где большевики не желали их видеть. А служащих лесной охраны обвинили, ни много, ни мало, в подготовке кадров шпионов, диверсантов и террористов на случай войны с СССР! 

Первая массовая депортация гражданского населения из Западной Беларуси и Западной Украины была осуществлена 10 февраля 1940 года. Выселению подлежали 141.759 человек, в том числе из Западной Беларуси – 52.892 (37,3%); из Западной Украины – 88.867 (62,3%), в своем подавляющем большинстве – поляки. 

К началу операции в каждую область прибыл оперативно-командный и рядовой состав органов и войск НКВД. Их встречали и размещали «местные товарищи» в условиях строгой конспирации, чтобы не допустить утечки информации о готовившемся злодеянии. Непосредственно перед началом операции, указало руководство, надо провести инструктаж: 

«Перед выходом оперативных групп на операцию с рядовым составом провести политическую беседу о значении проводимых мероприятий партии и правительства по выселению осадников, подчеркивая враждебность выселяемого контингента, о возможных сопротивлениях и разных инсценировках, направленных к вызову паники и сожаления у личного состава, проводящих операцию… 

Особое внимание обратить на подготовку конвоирования выселяемых и недопущения случаев побега… Оружие использовать на поражение по убегающим». (Татаренко А. Недозволенная память: Западная Беларусь в документах и фактах. СПб., 2006, с. 187.) 

В БССР из Москвы прибыли 18 высших чинов НКВД. В течение двух дней они заслушали отчеты руководителей 37 оперативных участков, которым подчинялись 4005 оперативных троек. В помощь чекистам в каждом районе партийно-советские органы выделяли людей из состава партийного актива, а также из числа местных батраков и бедняков. В западных областях БССР выселение производили 6932 сотрудника органов НКВД, которым помогали 6718 красноармейцев. 

Дальнейшие события мы дадим в описании Александра Татаренко: 

«Первый акт задуманной Сталиным кровавой драмы состоялся 10 февраля 1940 года. когда в дома осадников в буквальном смысле слова постучалась смерть… Наиболее совершенная статистика не в силах передать глубину и масштабность произвола властей... 

В наиболее удаленные хозяйства оперативные группы прибыли только к полудню. Несмотря на 40-градусный мороз, могучий маховик карательной машины начал раскручиваться. На железнодорожных станциях стояли 32 эшелона (1940 вагонов), способных вместить многие тысячи репрессированных. С утра в деревнях и селах лаяли собаки, мычали коровы, голосили женщины и дети. Мужчины, как и подобает мужчинам, молчали. Но это молчание было страшнее любых слов. Грубая брань чекистов, красноармейцев и пограничников слышалась повсюду. 

К 10.00 к станция выдвинулись обозы, впереди, сзади и по бокам которых шли с оружием в руках конвойные. На санях разрешалось ехать только детям, больным и старикам. При встрече с односельчанами и знакомыми запрещалось разговаривать или что-нибудь передавать. Любая попытка сопротивления пресекалась. 

Свидетельство Михаила Шведюка: Утром нашу семью разбудил сильный стук в дверь. Был сильный крик: «Открывай дверь!» Дверь открыли, и мой отец увидел перед собою вооруженных энкавэдэшников. Оторванная от сна, перепуганная и уже вся в слезах наша семья ждала, что будет дальше. Ждали не долго. Стали проверять, все ли есть в хате. После проверки списка лиц, подлежавших аресту, чекист дал строгий приказ отцу и деду, чтобы они садились на пол около стены и заложили руки за шею. Их двоих, сидящих на полу, все время караулил солдат с револьвером в руке. А перепуганной маме, ее сестрам и брату был отдан еще один приказ: «Собирайтесь с вещами». (Татаренко А. Недозволенная память, с. 189.) 

21 февраля нарком внутренних дел БССР Л. Цанава направил докладную записку первому секретарю ЦК КП(б)Б П.К. Пономаренко о результатах карательной акции. В частности, в ней было сказано: 

«Операция началась на рассвете 10 февраля. К концу дня в основном была завершена. В связи с высокими морозами (- 37 – - 42 градуса), пургой и большими заносами, погрузка в эшелоны затянулась до 13 февраля. 

Выселению подлежали 9810 хозяйств (52.892 человека), из них осадников 6064 хозяйства (34.023 человека), лесников – 3746 хозяйств (18.689 человек). Было погружено в эшелоны 50.224 человека, арестовано 307 человек, умерло и убито во время операции 4 человека. Репрессировано после 13 февраля и помещено в изоляторы для последующей высылки 197 человек. 

Таким образом, общее количество репрессированных составило 9854 хозяйства (50.732 человека). Из оставшихся не репрессированных 226 хозяйств (2106 человек) больные – 547 человек; в бегах – 32 человека; отсутствовали дома во время операции – 1581 человек. Все больные взяты под наблюдение и по выздоровлению должны быть собраны в специальных изоляторах для отправки к месту высылки их семей». (Национальный архив РБ: фонд 4, опись 21, дело 2086.) 

Согласно отчетам НКВД, через неделю – к 20 февраля, все 32 эшелона были отправлены к местам назначения. Их путь занял несколько недель. Доехали не все. Люди умирали от холода, болезней, отчаяния. Кончали жизнь самоубийством. Вагоны, как свидетельствуют очевидцы, подавались в антисанитарном состоянии, не были утеплены, в них отсутствовало какое-либо оборудование. Старики и малые дети умирали массово. Их выбрасывали на станциях, а иной раз прямо на обочину колеи. Л.П. Берия в служебной записке на имя Сталина от 1 мая 1944 года отметил, что в ходе довоенных депортаций в восточные районы умерло в пути 11.516 человек. 

За это время умерло не менее 10 тысяч человек. Остальных доставили в 115 поселков, при этом наибольшее количество семей пришлось на Архангельскую область (8084 семей) и Красноярский край (3279 семей). Много людей попало в Коми АССР и Свердловскую область. В жестокие морозы (25-30 градусов) людей везли в неотапливаемых товарных вагонах, при крайне скудном питании (только хлеб). 

В итоговом обзоре Главного управления конвойных войск кратко сказано, как проходила отправка 100 эшелонов (в среднем, 1396 человек на эшелон) февральской депортации: 

«Вся работа частей по выполнению задания протекала в крайне сложной, а потому трудной обстановке (суровая зима, конвоируемый контингент принимался мелкими группами в разных районах, требование произвести погрузку и отправление всех эшелонов в один день, перегрузка из вагонов с узкой колеёй на широкую, отсутствие команд обслуживания и питание конвоируемых из железнодорожных буфетов силами конвоя, перебои в снабжении продуктами и т.д.)». 

«Спецпоселенцы» оказались зимой в районах с суровым климатом. Как правило, их размещали в хозяйственных (нежилых) постройках тех лесхозов, совхозов и колхозов, куда привезли – в складских помещениях, амбарах, конюшнях, коровниках, полуразрушенных избах, заброшенных церквях и т.д. 

Продовольственное снабжение и медицинское обслуживание не было налажено, все предусмотренные меры большей частью остались на бумаге. Это тоже обусловило высокую смертность. Условия работы в спецпоселках мало чем отличались от лагерных. Несмотря на холод, голод и болезни, все поселенцы в возрасте от 16 до 60 лет должны были работать на лесоповале. Никто не имел права покидать место поселения более чем на 24 часа. Детей в случае смерти матерей отправляли в приюты, где они большей частью быстро умирали. Помимо всех прочих проблем, дети абсолютно не понимали русского языка и поэтому не могли ни о чем просить своих палачей-надзирателей. 

После выселения осадников и лесников осталось большое количество их скота, птицы и другого имущества. Так, в БССР это выражалось следующими цифрами: 8 тысяч коней, 20 тысяч коров, 18 тысяч коров мелкого скота, 4,5 тысячи единиц сельхозинвентаря, 20 тысяч жилых и хозяйственных построек, 103 тысячи гектаров земли. Скот, лошадей, зерно и сено свозили в заранее определенные населенные пункты для последующей раздачи кохозам, совхозам, бедноте и торговым организациям. Но очень много имущества и особенно ценных вещей разворовали сотрудники НКВД и райисполкомов. Не «обидел» себя и деревенский актив, привлеченный к операции по выселению. Эти мерзавцы разобрали все, что могло пригодиться в личном хозяйстве. 

Вторая депортация 

Совнарком СССР принял секретные постановления №289-127сс (2 марта) «О выселении членов семей пленных польских офицеров и заключенных тюрем» и №496-177сс «О выселении семей репрессированных помещиков, офицеров, полицейских и т.д.» 

В эту категорию были включены семьи офицеров, полицейских, чиновников и других «социально чуждых» элементов, находившихся в трех лагерях для военнопленных (Козельском, Осташковском, Старобельском), а также в тюрьмах Западной Украины и Западной Беларуси. То есть, речь шла о семьях тех поляков, которых высшее партийное руководство СССР решило «пустить в расход». Высылка производилась одновременно с казнью глав семей – мужей и отцов. 

Интенсивная подготовка новой депортации началась с 7 марта 1940 года. В тот день Берия направил И.А. Серову и Л.Ф. Цанаве, наркомам внутренних дел УССР и БССР, приказ о подготовке к выселению семей данного контингента пленных и арестованных поляков. Район выселения — Казахстан; срок ссылки — 10 лет. 

Для подготовки и проведения этой акции при УНКВД западных областей УССР и БССР создали оперативные «тройки» (начальник УНКВД, представители НКВД СССР и республики). Кроме них, создали городские и районные «тройки», которые разрабатывали планы операции в пределах своих участков. В операции участвовали сотрудники всех органов НКВД, командиры, политработники и бойцы внутренних и пограничных войск НКВД, оперативные работники милиции. Из них формировали группы по три человека. Каждой группе надлежало выселить 2-3 семьи. Как и в случае с осадниками, операцию предписывалось провести за один день. 

Одновременно (т.е. 7 марта) Берия приказал начальнику УПВ П.К. Сопруненко и начальнику Тюремного управления А.Г. Звереву «организовать составление точных списков содержащихся в лагерях военнопленных — бывших польских офицеров, полицейских, жандармов, тюремщиков, гласных и негласных агентов полиции, бывших помещиков, фабрикантов и крупных чиновников бывшего польского государственного аппарата», а также заключенных тюрем, с указанием состава семей и их точного адреса. Списки необходимо было составить по городам и районам западных областей УССР и БССР и направить НКВД этих республик до 30 марта. 

Уже 16 марта начальник учетно-регистрационного отдела УПВ И.В. Маклярский докладывал: 

«Работа с печатанием списков подходит к концу. Еще 2-3 дня, и нарочными они будут отправлены в Минск и Киев. Очень большие трудности с точным установлением местожительства семей. Оказывается, что значительная часть семей, которые этого хотели, через смешанные комиссии выехали с нашей территории на германскую территорию»... 

Окончательное решение о депортация семей военнопленных Политбюро ЦК ВКП(б) и Совнарком ССР приняли 10 апреля. Они одобрили предложения, представленные Берией 5 апреля. Утверждена была и инструкция о проведении операции 13 апреля. 

(Кроме того, было предписано после высылки семей военнопленных офицеров и полицейских, узников тюрем депортировать беженцев с территории Польши, «отошедшей к Германии, изъявивших желание выехать из пределов СССР на территорию, занятую немцами и не принятых германским правительством», а также проституток. 

Совнаркому Казахской ССР предлагалось жильем и работой до 25 тысяч семей, Наркомату путей сообщения — выделить 81 эшелон по 55 вагонов в каждом, Наркомату торговли — обеспечить переселенцев питанием в пути. Трудоустроить их предлагалось в основном на предприятиях Наркоматов лесной промышленности и цветной металлургии. Наркомат финансов должен был выделить на эту операцию 30 млн. рублей. 

Вторая депортация состоялась 13-16 апреля 1940 года. В ходе ее в БССР репрессировали 26.777 человек (8055 семей), в Украине – не менее 40 тысяч. В вагоны погрузили в БССР 24.253 человека (7286 семей), по Украине у меня нет данных. 

Несмотря на принятые постановления об обеспечении жильем, работой и питанием, в действительности этих людей (в основном – женщин и детей) вывозили в тяжелейшие условия голода и холода, о чем свидетельствуют воспоминания жертв. Вот характерный отрывок из книги «Казахский триптих: Воспоминания о ссылке» (Варшава, 1992 г.) Люцины Дзюжинской-Сухонь: 

«Никогда не забуду один из самых драматических эпизодов нашей жизни. Мы несколько дней ничего не ели, в прямом смысле ничего. Суровая зима. Лачуга, доверху заваленная снегом. Кто-то прорыл туннель снаружи, чтобы выбраться... Мама не может выйти на работу. Она голодна, как и мы. Улегшись на убогом ложе и, прижавшись друг к дружке, стараемся согреться. В глазах мерцает. Нет сил встать. В лачуге очень холодно... Мы всё спим и спим. Время от времени братишка просыпается и кричит: «хочу есть!» — он не может больше ничего сказать, разве что: «мама, я умираю». Мама плачет. Потом идет по соседним домикам, там живут наши друзья, она просит помочь. Напрасно. Мы начинаем молиться: «Отче наш...» И, кажется, происходит чудо. На пороге появляется подружка из соседней лачуги с пригоршней зерна»… 

В мае 1941 года Л.П. Берия издал приказ о переселении всех лиц, ранее депортированных в северные районы СССР из западных областей Украины и Беларуси, в Казахстан – сроком на 20 лет. Это было связано с тем, что данный контингент в своем большинстве оказался бесполезным для работ по заготовке леса. 

Условия жизни в Казахстане были не многим лучше, чем в северных областях СССР. Ссыльные жили чаще всего в самодельных землянках или мазанках, из-за отсутствия воды мылись крайне редко, в основном летом, когда вода нагревалась на солнце. Во многих поселках не было ни школ, ни больниц, ни медпунктов. Тяжел был климат: летом жара доходила до 45°, зимой морозы в 50°. По степи рыскали волки, нападавшие на скот и людей. 

Особенно трагической оказалась судьба детей. Об этом свидетельствует, в частности, следующее письмо. Его отправили 20 мая 1940 года, в день, когда закончилась операция по массовому расстрелу польских военнопленных и заключенных тюрем. Польские дети Ян Денишин, Фалей Заводзки, Збигнев Енджейчик и Барбара Ковальска обратились к Сталину: 

«Коханный ойче Сталин! Мы малы деци з балшим прошэнием до Великого Отца Сталина просим з гарачэго серца чтоб нам вирнули наших отцов, которые работають в Осташкове. Нас переслали з Западной Белоруси на Сибир и нам нивилели что небуть взяць з сабой. Нам сичас цяжко жывецца у всех децей мать не здоровые и не могут работаць и вопшэ ничто пронас не думае как мы живем и работы никакой недають. За это мы малы деци голодам примераем и еничо просим отца Сталина штов про нас не забыл мы всегда будем в Совецким Союзе хорошими рабочыми народом только нам тяжко жиць без наших отцов. До свиданя ойче». 

Но их отцов к тому времени уже расстреляли по воле «отца Сталина». 

Третья депортация 

Она проводилась согласно постановлению Совнаркома СССР №497-177сс от 10 апреля 1940 года. Началась в ночь с 28 на 29 июня 1940 года, завершилась 2 июля. За эти четверо суток требовалось арестовать в первую очередь лиц, ранее не проживавших в западных областях Беларуси и Украины (т.е. беженцев с территории Польши, оккупированной немцами), тех, кому удалось избежать предыдущей депортации, а также проституток. Всего набралось 76.382 человека (25.682 семьи), в том числе из БССР – 22.879 человек (7224 семьи), из Украины – 53.503 (16.894 семьи). Подавляющее большинство среди них составляли евреи (около 90%), спасавшиеся от кровавых расправ, учиненных в Польше в 1939-40 годах «айнзацгруппами» СД и гестапо. Поляков было менее 6%. 

Этот поток отправляли в Алтайский и Красноярский края, Горьковскую, Иркутскую, Молотовскую (Пермскую), Новосибирскую, Омскую, Свердловскую, Челябинскую области, Коми АССР, Марийскую АССР, Якутскую АССР. 

И. Гальперин, специально изучавший этот вопрос, пишет: 

«Еврейские беженцы из центральных и западных районов Польши, которые хотели вернуться к своим семьям и не были готовы принять советское гражданство, были изгнаны весной 1940 года из Западной Белоруссии и Украины во внутренние районы СССР. Их везли в товарных вагонах долгие недели – голодных, в жуткой тесноте, в нечеловеческих санитарных условиях. Часть из них умерла в пути, другие скончались в далеком изгнании от голода, от болезней, от тяжелой работы». (Гальперин И. Свет не без добрых людей. Тель-Авив, 2004, с. 48-49.) 

Четвертая депортация 

Постановление о проведении очередной депортации ЦК ВКП(б) и Совнарком СССР приняли 14 мая 1941 года. Первый ее этап был осуществлен буквально в канун войны, 19-20 июня. Официальная цель четвертой депортации — «выселение из пограничной зоны и прибалтийских республик членов семей участников повстанческих организаций и формирований». Отмечу, что аресты «участников» и выселение родственников производились одновременно. 

Этих ссыльных отнесли к категории «жилпоселенцев», т.е. всех скопом приговорили к 20 годам принудительного проживания в предписанных регионах, преимущественно в Казахстане. Новый поток составил 96.618 человек (в том числе из БССР – 24.412 человек, из УССР – 72.206), не считая тех, кого в это же время вывозили из Литвы, Латвии, Эстонии. 

В пути некоторые эшелоны бомбили немецкие самолеты. Людей вывозили главным образом в районы Центральной Сибири, Алтайский край, на Север (Коми АССР, Свердловская область). Даже после августовской амнистии 1941 года вагоны со ссыльными продолжали следовать в восточном направлении. 

Вот что пишет в своих воспоминаниях один из «членов повстанческой организации»: 

«20 июня нас битком загнали в товарные вагоны, и мы поехали на Восток. Загрузили нас в вагоны для скота, с маленьким, сильно зарешеченным окном. Каждый вагон имел два ряда нар, на которых могло уместиться 45 человек. Посередине вагона была небольшая дыра для отправления естественных надобностей. Первый день стыд сдерживал нас от пользования ей. Позже каждый понял, что тут не игра, а борьба за жизнь. За 18 суток нас кормили всего три раза. В вагонах находилась местечковая интеллигенция, крестьяне, рабочие, ремесленники. Привезли в город Барнаул. Поселили в поселок, который назывался исправительно-трудовой колонией. Он состоял из нескольких бараков. Детям и взрослым выдавалось по 400 грамм хлеба в сутки, работающим – 800 грамм. Кто не работал, хлеб не получал. Женщины ходили по ближайшим колхозам и просили милостыню». (Малецкий Я. Под знаком Погони: Воспоминания. Торонто, 1976, с. 40.) 

Второй этап четвертой депортации планировался на 26-27 июня 1941 года, но большевикам помешало начало военных действий. 

* * * 

Общим руководством для проведения депортаций служила секретная инструкция «О порядке проведения операции по депортации антисоветского элемента». Она представляла собой почти точную копию старой инструкции ГПУ «О порядке проведения операции по депортации кулацкого и антисоветского элемента» времен коллективизации в СССР, когда было вывезено в Сибирь более 10 миллионов крестьян. 

В ходе этой бесчеловечной, от начала до конца преступной кампании, органы НКВД игнорировали даже элементарные правовые нормы. Достаточно напомнить, что первые группы жителей западных областей УССР и БССР депортировали на основании постановления ЦИК и СНК СССР от 17 июля 1937 года как «неблагонадежный элемент, проживающий в запретных (пограничных) зонах». Применялся также приказ НКВД СССР от 30 июля 1937 года о переселении «членов семей троцкистов и диверсантов, которые активно участвовали в антисоветской деятельности». Не требует доказательства тот факт, что депортируемые люди абсолютно не подходили под указанные категории лиц. 

Сотрудники НКВД и милиции давали людям минимум времени на сборы, стариков, женщин и детей силой сажали в сани или на подводы и везли к железнодорожным станциям. Мужчины шли пешком. Хотя инструкция предусматривала два часа на сборы, реально очень часто им давали не более 30 минут. 

Весь дальнейший путь этих людей представлял одно сплошное страдание. Те, кто выжил, описывают невероятный трагизм многонедельного перемещения в товарных вагонах, в условиях полной антисанитарии, в продуваемых вагонах, часто даже без печек-буржуек (несмотря на сильные морозы). Людей загоняли по 40-50 человек в вагоны с маленькими зарешеченными окнами, плотно закрывали и пломбировали двери. Зимой царил холод, летом душила жара, не хватало воды. В пути холод и духота, голод и жажда, болезни и жестокое обращение конвоиров тысячами косили несчастных людей, среди которых были и беременные женщины (4211 только в двух первых депортациях), и грудные дети, и беспомощные больные старики. Именно они умирали первыми. Но большевики не делали никаких исключений в своей ненависти! 

После прибытия в пункты выгрузки эшелонов (Архангельск, Котлас, Томск, Павлодар, Семипалатинск, Иркутск и т.д.) дальнейшее передвижение проходило иногда на грузовиках или в тракторных прицепах, но чаще всего в санях и телегах либо пешком. 

Несчастных разбрасывали по многочисленным местам принудительного поселения. Так, по данным начальника отдела трудовых поселений ГУЛАГа, старшего лейтенанта госбезопасности М.В. Конрадова, за I и II кварталы 1940 года в 586 поселках были размещены 215 тысяч человек (54.832 семьи) из западных областей УССР и БССР, преимущественно поляков (в среднем, 367 человек на поселок). Из них 138 тысяч — в I квартале, 77 тысяч — во II. 

НКВД делил депортированных на две категории. Первая – «спецпоселенцы», находившиеся под строгим контролем; вторая – «свободные ссыльные». В отношении первой категории применялась система рабского труда. Всех спецпоселенцев, кто мог держаться на ногах, гнали на работу. За опоздание и самовольное оставление работы бросали в карцер – какое-нибудь холодное помещение, где сидеть и лежать можно было только на земляном полу. Лица второй категории становились жертвами предельно суровых бытовых и природно-климатических условий. Ссыльные пухли и умирали от голода. Свирепствовали болезни, которые при полном отсутствии лекарств, нехватке пищи и тепла собирали обильную жатву. 

* * * 

Всего, по данным А.Я. Вышинского, с захваченных СССР территорий Польши с ноября 1939 по июнь 1941 года были выселены 389.382 человека (из БССР – около 125 тысяч, из УССР – около 264 тысяч). (А.Я. Вышинский (1883-1954) в 1933-39 зам. прокурора и генеральный прокурор СССР, в 1939-44 зам. председателя Совнаркома СССР, в 1949-53 министр иностранных дел.) Эти данные подтверждаются справками аппарата НКВД СССР и конвойных войск. 

Среди высланных 52% (202,5 тысячи) были женщины от 16 лет, 12% (46,7 тысяч) – дети обоего пола в возрасте до 16 лет. В эшелонах по пути движения и на местах в течение первого года умерло, как минимум, 10% от общего числа депортируемых (около 39 тысяч человек). 

Польские авторы приводят иные цифры, основанные на косвенных данных: в первую депортацию – 140 тысяч человек (почти совпадает с советскими данными), во вторую – 320 тысяч (больше на 245 тысяч), в третью – 240 тысяч (больше на 164 тысячи), в четвертую – 300 тысяч (больше на 204 тысячи). Итого – 1 миллион человек. По их мнению, большевики депортировали около 10% населения Западной Беларуси и Западной Украины. 

Откуда столь большая разбежка – на 612 тысяч человек? Отчасти она объясняется тем, что польские авторы включают в число депортированных тех, кого советские власти призвали в строительные батальоны, насильно отправили на различные промышленные предприятия и шахты, перевезли на другие места жительства в пределах БССР и УССР. Но это – лишь часть истины. 

Гораздо важнее другое обстоятельство: все опубликованные к настоящему моменту в СССР и России официальные данные о численности жертв репрессий (в том числе депортаций) являются далеко не полными. Приведу в этой связи всего лишь один пример, почерпнутый из книги А. Татаренко. 

В Ляховичском районе Барановичской области БССР в декабре 1940 года проживали 49.859 человек. В 1944 году, когда в районе была восстановлена советская власть, провели учет жителей. В наличии оказались 27.537 человек, т.е. по сравнению с 1940 годом убыль населения составила 44,8%. Известно, что за время оккупации нацисты расстреляли либо замучили 1389 местных жителей. На фронте в составе РККА и в партизанских отрядах погибли 1323 человека. Эвакуация и мобилизация населения района в 1941 году не производились. Ни эпидемий, ни голода здесь не было. Спрашивается: куда подевались еще 19.610 человек, или почти 40% довоенного населения?! 

Депортации коснулись самых разных жителей западных областей Беларуси и Украины – поляков, беларусов, украинцев, русских, татар, евреев, католиков, униатов, протестантов, православных, иудеев, мусульман... Но преобладали поляки. По данным польских авторов – 82%. Выселение 318 тысяч поляков, две трети которых составили женщины и дети, это злодеяние сталинского режима, квалифицируемое как геноцид польского народа, а также преступление против человечности, совершенное с особой жестокостью. Но жажда постоянных расправ и убийств, которой был одержим Сталин, – только одна сторона дела. Другая ее сторона – азиатская ненависть, которую во все времена русские питали по отношению к полякам.