Главная » 2013 » Апрель » 25 » Дикие шахты в Снежном (2002)
13:19 Дикие шахты в Снежном (2002) | |
Снежное – умирающий шахтерский город в отдаленном юго-восточном уголке Донецкой области. За ним – только громада Савур-Могилы и безлюдные степи приазовского побережья. Сегодня здесь с горем пополам работает только одна шахта, и еще пара-тройка выживших предприятий. Прочая индустрия похоронена под могильными холмами терриконов, а вместе с ними оказалась закопанной в землю и жизнь рабочих этого типичного шахтерского городка. Она закопана в самом прямом смысле этого слова. Здесь, в Снежном, можно наблюдать одну из самых диких картин современного украинского капитализма – «дикие» нелегальные шахты-«копанки». ![]() Деревянный навес, вокруг которого стоят несколько мешков, доверху засыпанных углем. За ними – открытая, не огражденная дыра и темнота, в которую уходит веревочная лестница. Это все. Перед вами – шахта. Тот, кто хочет лучше представить себе «копанку» в Снежном – внутри и снаружи – может вспомнить средневековые гравюры из книг об истории рудничного дела. Изображенные там сцены ручного труда наглядно иллюстрируют процесс добычи угля, которым занимаются жители современного украинского поселка. Разница только в том, что рудник эпохи средневековья или викторианских времен был много более развитым предприятием. Там производили взрывные работы, использовали конскую тягу и некоторые механизмы, ставили прочные крепи и обеспечивали вентиляцию штолен. Угольные норы в Снежном выкапывают на паях два-три человека – как правило, это семейный бизнес. Три месяца кряду эти люди вручную долбят известковую породу – сорок сантиметров в день, высекая ствол своей будущей персональной шахты, глубина которой может составлять от семи до двенадцати метров. Вручную роются узенькие низкие штольни – причем даже простые деревянные крепи используются далеко не всегда. Ни о каких правилах техники безопасности нет и речи – иногда в «самокопах» нет даже простых вентиляционных приспособлений. Уголь добывается вручную – кайлом, по щиколотку в воде и грязи, без помощи каких-либо более современных инструментов. Его вытягивают наружу в мешках, канатами, а иногда вытаскивают на собственной спине – по многометровой шаткой веревочной лестнице, без страховки, после трехчасовой «смены» под землей. Кто роет эти норы, и кто работает в них? Хозяева описанной нами шахты – двое местных жителей из двора напротив. Глядя на этих сорокалетних мужчин, в прошлом – профессиональных горняков, ясно представляешь себе значение слова «выработанный человек» – на поверхности они пошатываются даже при простой ходьбе налегке, а толкать к дому груженную углем тележку им помогает первоклассница-внучка. Кротовые угольные норы стали жизнью сотен подобных людей. Они дают им тепло в домах и копеечный заработок на хлеб. На труде в «частных» шахтах не разбогатеешь. За ведро самокопного угля дают 1 гривну. Тонна угольного крошева («семечки») стоит 60 гривен, тонна кускового угля («орех», «кулак») – около сотни. На ее добычу уходит неделя работы в самодельных штольнях. А уже с начала весны эта и без того мизерная оплата за тяжелейший ручной труд «диких» горняков начинает резко снижаться – летом их уголь оценивается в 50 гривен за тонну. При этом, мелкие «шахтовладельцы» выплачивают дань милиции и криминальным князькам – они «крышуют» «копанки», наживаясь на труде нелегальных шахтеров. Но здесь рады и этому. Считают, что им исключительно повезло. В 1995-96 годах, после первой волны уничтожения шахт, кто-то из измученных холодом и долгами по зарплате горняков наугад раскопал здесь первую угольную яму. Затем «самокопы» стали делать по маркшейдерским планам старой, закрытой еще в 1947 году шахты. Высокое залегание антрацитового пласта позволило добывать уголь этим архаическим способом, и скоро на стихийных выработках, так или иначе, оказалось занятым большинство населения поселка. Не только отставные горняки, но и женщины с подростками – которые во множестве работают на «диких» шахтах. Не будь этого, здешние люди вымирали бы, исчезая целыми поселками, как это нередко происходит сегодня в Восточном Донбассе – где, впрочем, тоже пытаются заниматься стихийной добычей угля, выбирая его из старых терриконов. «Легальным» горнякам в уцелевших промышленных шахтах живется немногим легче. Это хорошо понимаешь на полукилометровой глубине, лежа на животе, в черной щели аварийной лавы – узком земляном склепе, где стены выгнуты под тяжестью прорывающейся массы породы, а сверху то и дело сыплются пыльные струйки и камешки. Тяжелое дыхание, кашель людей, которые проводят здесь почти сутки. Даже получив травму, шахтер продолжает работать – он молчит о ней, опасаясь быть уволенным. В этом случае у него только одна дорога – на те самые самокопы. Люди-кроты не желают привлекать внимание к тому, что происходит в Снежном, опасаясь потерять свой каторжный источник дохода. Впрочем, власти и сами плюют на закапывающих себя заживо людей. А многочисленные несчастные случаи на «самокопах» не попадают в официальную статистику угледобывающей отрасли. Формально «диких» шахт Снежного не существует – о них хором молчат налоговая, милиция, и остальные инстанции государственного контроля. Все ограничивается регулярной взяткой участковому, вносимой с каждого угольного ЧП. Это только один из штрихов к нынешнему положению украинских рабочих, закопанных в «свою» – и по-настоящему чужую для них землю. Угольные норы – отражение пещерной дикости рыночного строя, символ уничтожения производительных сил общества и его глубокого социально-экономического регресса. «Буржуазия достигла дальнейших успехов в искусстве скрывать бедствия рабочего класса», – с иронией писал Энгельс. Но шахтеры умирающего поселка сами скрывают от себя причины своего положения, стараясь не думать о своем будущем. Они закапываются все безнадежнее и глубже. Именно это – самое тяжелое из всех впечатлений от «диких» шахтах поселка Снежное. Андрей Манчук
Март 2002 г. | |
|
Всего комментариев: 0 | |