Донбасс в последнее десятилетие превратился в настоящую Мекку для иностранных фотографов и режиссеров. Постсоветская депрессия и мрачная атмосфера индустриального упадка каждый год привлекают в наши края новых документалистов, стремящихся запечатлеть уникальные виды. В особенности иностранцы любят шахтерские поселки и копанки – местную экзотику. Фильмы о них снимали известные журналисты и документалисты – поляк Яцек Гуго-Бадер, австриец Михаэль Главоггер, эстонка Марианна Каат, которые приезжали в Снежное и Красный Луч. В 2007 году американка Каролин Дрейк заняла второе место на конкурсе World Press Photo "Ежегодные истории из жизни", представив на него серию снимков из Тореза. Можно вспомнить и украинского фотографа Владимира Чекменева, который одним из первых стал фотографировать нелегальных шахтеров и нищие поселки еще в конце 1990-х. В 2011 году Немецкое издательство Kehrer выпустило фотомонографию Чекменева под названием «Донбасс», содержащую снимки, сделанные в шахтерских городах в 1994-2010 гг.
Продолжают навещать Донбасс иностранцы и сегодня. В начале сентября Донецкую область посетила француженка Стефани Бенедикто - фотограф-фрилансер, снимающая фоторепортажи о разных странах мира. Донбасс заинтересовал ее по одной простой причине - здесь находится город, названный в честь ее известного соотечественника Мориса Тореза. Стефани хотела увидеть, как живут в далеком украинском городе с французским названием. Вместе с ней я провел в Торезе один день, показывая центр и окраины.
Один из самых славных в недавнем прошлом шахтерских городов ныне переживает не лучшие времена. Немного причесанный центр города замкнут в кольце депрессивных, полуразрушенных поселков, где нет центрального отопления, газа, дорог, а вода подается на несколько часов в сутки. После уничтожения ряда угледобывающих предприятий город превратился в идеальный полигон для съемок эффектных кадров запустения и разрухи. Поселки несуществующих теперь шахт «Лесная», «Объединенная», «3-бис», «Червона Зірка» стали зонами социального бедствия. На их улицах не покидает впечатление, будто люди вынуждены жить здесь в наказание за некие грехи.
После прогулки по центру города, осмотра центрального рынка и автостанции, мы отправляемся в поселок шахты «Червона зірка», закрытой в 2000 году. После закрытия предприятия власти фактически бросили эту часть города. Здесь нет фонарей, нет дорог, на улицах лежат груды развалин, а местное население занимается разборкой на стройматериалы брошенных зданий и работает на нелегальных шахтах. У небольшого продуктового магазина мы встречаем группу пенсионеров и подходим, чтобы поговорить.
- Никому поселок не нужен. С тех пор, как шахту закрыли, все забыли о нас. Работы нет, ничего нет, развал всего просто! – с жаром включился в розговор один из жителей поселка.
Узнав, что в Торезе иностранные гости, мужчина вызвался провести экскурсию по поселку. Вместе с ним мы прошли по дороге к административному зданию закрытой «Червоной зіркі». С тех пор, как все работы на предприятии прекратились, оно стоит закрытое и брошенное, потихоньку зарастая травой.  Другим объектам поселковой инфраструктуры повезло еще меньше. Дворец культуры закрытой шахты разнесли до основания местные жители. От него остались лишь останки фундамента. Не пощадили воры даже тротуар, вымощенный бетонными плитами. Наш проводник рассказал, как ночью неизвестные подгоняли грузовик и вывозили плиты.
После прогулки по поселку пенсионер пригласил французов в гости. Стефани приняла приглашение с огромным энтузиазмом – увидеть своими глазами, как живет украинский шахтер на пенсии, для нее было большой удачей. Привычная нам с детства обстановка бедной советской квартиры произвела на иностранцев должное впечатление. Типовая мебель, ковры, красные вымпелы на стенах – ничто не скрылось от пытливого французского объектива.
Дома у нашего провожатого не было ни воды, ни отопления. Впрочем, как и во всем поселке. Вся кухня уставлена пластиковыми емкостями с водой. Батареи парового отопления отрезаны и сданы в металлолом. Рядом с газовой печкой – буржуйка, установленная вначале 2000-х. Котельную в поселке закрыли вскоре после ликвидации шахты.
Распрощавшись с хозяином, мы отправились в поселок шахты «Лесная», закрытой в 2002 году. Там нас ждали еще более мрачные пейзажи. Обшарпанные фасады, грязные магазины с советскими вывесками, брошенные дома с заколоченными окнами…
Система центрального отопления уничтожена во всех торезских поселках. Топят кто буржуйками, кто электрообогревателями, кто газовыми котлами. О временах былого благоустройства напоминают лишь полуразрушенные, выпотрошенные здания котельных. 
Там где нет отопления и воды, люди жить не желают. Микрорайон панельных пятиэтажек в поселке закрытой шахты «Лесная» опустел почти наполовину. Пустыми стоят целые подъезды. Входы в них забаррикадированы мусором, чтобы в бесхозных квартирах не собирались наркоманы и бомжи.
Едва ли французский коммунист мог предположить, что его имя однажды присвоят столь безнадежному месту. 
- Люди поуезжали. А как тут жить? Ни газа, ни воды. – жалуется нам встречная местная жительница – Те, кто остались тут еще жить, таскают воду из поселка ведрами на этажи.
Захотела Стефани побывать и на шахте «Лесной», но туда нас отказалась пускать охрана. Пришлось ограничиться еще двумя часами прогулки по кривым улочкам шахтерских поселков. Стефани документировала почти каждый шаг.
По ее собственному признанию, она знала, что едет в довольно бедные и депрессивные места, так как читала статьи о нелегальных шахтах и видела фотографии. Однако то, что ей довелось увидеть, все равно произвело на нее сильное впечатление.
- Я не понимаю, почему люди это терпят. Почему соглашаются на такие условия – сказала она после нескольких часов хождения по печальным окраинам Тореза.
Вышло так, что француженка, ехавшая в Донбасс для того, чтобы рассказать о жизни города, названного в честь ее соотечественника, в итоге получила то же, что и другие иностранцы, которые побывали в регионе раньше - шокирующие кадры упадка и крайней нищеты. Получается, иностранцы едут в Донбасс, как в кунсткамеру с диковинками, чтобы посмотреть, как можно жить в столь плачевных условиях.
Но можно ли обижаться на них за это? Разве они виноваты в том, что мы стали такой кунсткамерой? Что наш быт приводит в ужас гостей из цивилизованных стран? Или, может, спрашивать надо с самих себя, с тех, кто прикрывается лжепатриотическими лозунгами и продолжает добивать агонизирующие шахтерские города?
Ответ пусть каждый определит для себя сам.
Станистав Кметь, «ОстроВ»
|
