Мир Политики

ЗАПРЕЩЕННАЯ ИСТОРИЯ
СОВЕТИЗАЦИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКИ В УКРАИНЕ И БЕЛАРУСИ

Андрей ПОРТНОВ
(Днепропетровский университет)
Специально для «Аналитической газеты «Секретные исследования»

 ЧТО ТАКОЕ СОВЕТСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ?

1917 год был священной датой для советской науки: история жестко разделилась на «до- и послереволюционную». Поэтому понятие «советская историография» охватывает все работы, напечатанные с 1918 по 1991 год (несмотря на то, что первые десять лет после революции выходило много исследований, написанных еще до нее). 

Теоретическим основанием для советской историографии стал пресловутый «марксизм-ленинизм». Его важнейшие тезисы таковы: 

— прямолинейное представление о стадийном (формационном) характере общественно-исторической эволюции; 

— признание классовой борьбы движущей силой исторического процесса; 

— утверждение жесткой зависимости сознания от социальных факторов («бытие определяет сознание»);

— трактовка исторического процесса как закономерного приближения к коммунизму.

Столь примитивное понимание истории позволяло «историкам-партийцам» разделять общественные явления и научные труды на «прогрессивные» и «реакционные». Более того, в событиях прошлого они искали обоснование и оправдание для современности. Известный историк Михаил Покровский (1868-1932), продавшийся большевикам, сформулировал это предельно цинично: «история есть политика, опрокинутая в прошлое». Поэтому при каждом изменении «линии партии» обязательно менялась и трактовка прошлого. 

Например, автор статьи в одном из томов «Большой советской энциклопедии», изданном в 1936 году, отметил, что Богдан Хмельницкий в казацкой революции, которую он возглавлял, «сыграл роль предателя и лютого врага восставших казацко-крестьянских масс», ибо «способствовал закреплению колониального господства России над Украиной». Менее чем через 10 лет гетман оказался уже «самоотверженным борцом за воссоединение Украины с Россией». При этом попытка Михаила Брайчевского раскритиковать концепцию «воссоединения» с чисто марксистских позиций была квалифицирована как диссидентство, а сам ученый пострадал за свою смелость. 

Советская «наука» не останавливалась и перед «исправлением» исторических фактов. Утверждалось, например, что Петрика — лидера антигетманского восстания — убил агент Ивана Мазепы (на самом деле Петрик пережил старого гетмана и умер своей смертью); что Украинскую Академию наук основали большевики (на самом деле — Павел Скоропадский во время существования независимой «Украинской державы»); шляхтича Ивана Богуна-Федоровича объявили крестьянским сыном и т.д. Историки БССР российскую агрессию 1654-1667 гг. называли «освобождением» беларуских земель от «ига литовских и польских феодалов», а социальную историю беларуского народа сводили исключительно к истории крестьянства. 

В общей эволюции советской историографии можно выделить три основных этапа: 

1) 1918–1934 гг. Время сосуществования «марксистской» и «буржуазной» науки, когда марксизм еще вызывал интерес ученых, изучавших социально-экономические аспекты исторического процесса. 

2) 1935–1954 гг. Утверждение сталинского тоталитарного режима и возрождение российского национализма при освещении прошлого. «Патриотизация» истории явилась отражением изменения партийной линии. Прежней ориентации на мировую революцию соответствовала «интернационалистская» установка изображения Российской империи «тюрьмой народов», а концепция построения социализма «в одной отдельно взятой стране» вызвала переход на позицию прославления российского прошлого. 

3) 1955–1991 гг. Господство догматического сталинизма (под названием «марксизм-ленинизм») и одновременно замаскированные проявления академической оппозиции к нему. Возникла тенденция использовать тезисы классиков либо для внешнего оформления работ, либо для подтверждения собственных смелых гипотез. 

Попутно отметим, что границы академической свободы для российских историков и для ученых национальных республик существенно различались — в пользу первых. Отдельные дисциплины (например, востоковедение, византистика, историко-культурологические исследования) вообще были монополизированы учеными Москвы и Ленинграда. 

ХАРАКТЕРНЫЕ ЧЕРТЫ СОВЕТСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ

1. Определяющей чертой советской историографии стала государственно-политическая детерминированность ее развития. Отсюда — и плановость исследований, и тоталитарный институт ВАК, и бесчисленность запретных тем, имен, документов. 

2. Создание научных авторитетов («ведущих специалистов»), фактически монополизировавших разработку определенных тем (для соответствующих периодов истории такими авторитетами считались Б.Д. Греков, Н.М. Дружинин, М.В. Нечкина, Б.А. Рыбаков, А.Л. Сидоров, М.Н. Тихомиров, Л.В. Черепнин). 

Историкам оставалась только разделиться согласно проблемно-хронологическому принципу и сплотиться вокруг наиболее влиятельных фигур, которые полностью контролировали разработку той или другой темы. 

3. Расцвет коллективных исследований, постепенная унификация научного стиля, когда отличить одного автора от другого стало почти невозможно, а понятие «творчество» перестало соответствовать научным работам (может быть, поэтому в СССР и различали интеллигенцию «научную» и «творческую»). 

4. Цитатно-иллюстративный способ изложения материала, «историографический пропагандизм», упадок источниковедческой культуры исследований. 

Идти на компромиссы с «партийной линией» ученым приходилось даже при издании сборников документов. Так, И. Крипъякевичу и И. Буцичу при подготовке к печати сборника «Документы Богдана Хмельницького» (1961) пришлось включить письма гетмана к турецкому султану и крымскому хану в раздел «Сомнительные документы»; из сборника «Первопечатник Иван Федоров и его последователи на Украине» (1975) были изъяты 5 актов городских книг Луцка, которые представляли Федорова руководителем вооруженных стычек между враждующими группами крестьян, что якобы компрометировало первопечатника; во всех документах сборника «Класова боротьба селянства Східної Галичини» (1974) слово «жид» было заменено на «корчмарь»... 

5. Склочная терминология, заимствованная из выступлений большевистских лидеров. Так, в 1921 году Ленин назвал исследование известного экономиста П.П. Маслова «Крестьянское хозяйство» «насквозь буржуазной пакостной книжонкой». В 1922 году он в своей статье «О значении воинствующего материализма» навесил ярлыки «идейных рабов буржуазии» и «современных крепостников, прикрывающихся мантией учености» на крупных ученых — историка Роберта Виппера и социолога Питирима Сорокина. 

Сталин в своем письме в редакцию газеты «Пролетарская правда» («О некоторых вопросах истории большевизма»; 1931 г.) заявил: «Разве не ясно, что Слуцкий просто клевещет на Ленина, на большевиков», ибо «никто не смеет отрицать истинность слов вождя». Выражение «разве не ясно» повторено в письме Сталина еще 4 раза, а объект критики — исследования Слуцкого — охарактеризованы им как «галиматья», «жульническое крючкотворство» и «троцкистский хлам». 

Ленинско-сталинский стиль не только старательно копировался, но и считался даже образцом «научности»! Соответственно, культура научных дискуссий оставляла желать много лучшего.

6. Уничтожение жанра рецензий. 

7. Кроме того, в союзных республиках проводилась политика максимального приближения национальных языков к русскому — ради упрощения трансляции идеологических штампов. Украинский и беларуский языки, лишенные множества якобы «националистических» терминов, обеднели и лексически, и фразеологически. 

Насаждение комплекса перечисленных отличий и есть процесс советизации исторической науки. Процесс, имевший целью уничтожение независимого научного мышления. А всякое противодействие советизации являлось проявлением индивидуальности исследователя, попыткой его противостояния системе, самоуверенно говорившей от имени «мы». 

СОВЕТИЗАЦИЯ УКРАИНСКОЙ И БЕЛАРУСКОЙ НАУКИ

Как украинская, так и беларуская историография в 1920-е годы пользовались академической свободой и имели отчетливо национальный характер, что поощрялось политикой «коренизации». 

Но эта свобода была временной, ибо усиление советской власти сопровождалось усилением внимания к общественным наукам вообще, к историографии в частности. Сначала — к периоду истории революции и большевистской партии. В дальнейшем пришло время целенаправленного уничтожения национальной интеллигенции, начатого процессами над «Суполкой визволення Украйны» и «Союзом освобождения Беларуси» (1930) и завершенного созданием в 1936 году подконтрольных партии Института истории Украины и Института истории Белоруссии. 

Однако даже во времена, когда независимое мышление и личное достоинство могли стоить человеку жизни, поведение ученых в тоталитарном обществе было разным. Можно выделить несколько его форм: 

1) позиция нейтралитета — отказ от активной публикации своих исследований либо переход к идеологически нейтральной тематике (это свойственно отдельным ученым старшего поколения, получившим признание еще в дореволюционное время). Примеры — Митрофан Довнар-Запольский, Дмитрий Яворницкий; 

2) методологическая коллаборация — искренний либо вынужденный переход на марксистские позиции. Среди старой украинской профессуры первым публично заявил о принятии марксистского метода Дмитрий Багалий (1920 г.). В Беларуси — Владимир Пичета, хотя его коллаборация явилась следствием ареста и ссылки; 

3) убежденная приверженность марксизму-ленинизму и борьба с его платформы против академической традиции «буржуазного объективизма» (М. Яворский, В. Щербаков, П. Горин); 

4) сохранение возможности заниматься научной работой (часто и сохранение жизни) путем выезда за пределы Украины и Беларуси. Обычно из-за этого приходилось отказываться от любимых тем, но не всегда. Например, работая с 1948 года в Москве, Николай Улащик опубликовал там работы о беларуских источниках, издание которых в Минске было тогда невозможно; 

5) исследование национальной тематики в УССР и БССР, но ценой многочисленных реверансов перед господствующей идеологией. Примеры — Константин Гуслистый, Иван Гуржый, Всеволод Игнатовский. 

Отдельно надо упомянуть Михаила Грушевского и Вацлава Ластовского — лидеров национальной историографии, вернувшихся из эмиграции на Родину в период «коренизации». Есть концептуальная аналогия «Украины-Руси» Грушевского и «Беларуси-Кривии» Ластовского — исторических схем, доказывавших самобытность украинского и беларуского исторических процессов, давней традиции национальной государственности. Показательно, что во время революции 1917–1920 гг. сами эти историки возглавили, соответственно, Украинскую и Беларускую Народные Республики. 

Призвав Ластовского и Грушевского с целью временной легитимизации своей власти как «национальной», большевистская партия в дальнейшем уничтожила обоих. Ластовского в 1930 году лишили академических званий и выслали в Саратов, а в 1938 году расстреляли. Грушевский не потерял своих титулов, но после травли в печати и кратковременного ареста он при невыясненных обстоятельствах умер в ноябре 1934 года в Кисловодске, где находился на лечении. 

1930-е годы — это время репрессий, интенсивного огосударствления науки, проявившего себя в ограничении ученых не только в плане идей и содержания работ, но и в формах произведений, в их стиле. Запретными стали даже некоторые термины. Так, если в первые послереволюционные годы было нормой определение ВКЛ как «литовско-беларуского государства», то в конце 1920-х оно исчезло. 

Критика работ Митрофана Довнара-Запольского, Мацея Любавского, Антона Ясинского и ряда других историков «старой школы» стало «хорошим тоном» в публикациях 30-х годов. Ученых упрекали в академическом «объективизме и документализме», в отсутствии политической пропаганды и в политической «неактуальности» тематики, то есть именно в том, что присуще качественным научным работам. Правда, в дальнейшем оценки стали более взвешенными — в 1942 году В. Пичета характеризовал М. Любавского как «виднейшего специалиста по истории ВКЛ», а М. Довнара-Запольского как «крупного историка», хотя и критиковал ряд их утверждений. 

Разрушение научных и этических основ рецензионного жанра происходило двумя путями — созданием научных авторитетов, работы которых критическому анализу не подлежали, и поиском «врагов», в критике которых не было места ни элементарной тактичности, ни историографической культуре. Неугодного автора провозглашали «петлюровским недобитком», «наглым реакционером», «клерикалом», «фашистом», «гетманцем» или «мелким буржуа», «переносящим в прошлое свою политическую программу желаемого будущего». 

В 1930-е годы историческая критика превратилась в одно из средств репрессивной политики, переняла стиль и способы аргументации партийных лидеров. Но объектом критики все еще оставались «буржуазные» или «фашистские» уклоны в освещении социально-экономической истории. Проявления национализма (в том числе русского) по-прежнему считались «антимарксистскими». 

Например, критикуя С.В. Бахрушина за шовинизм в его работе о завоевании Сибири, С.А. Пионтковский патетически заявил: «подменить историю народов СССР историей Великороссии так же не удастся, как не удастся заменить диктатуру пролетариата диктатурой буржуазии». Это был 1930 год. Вскоре «замена» произошла. 

СОВЕТСКИЕ СХЕМЫ ТРАКТОВКИ ПРОШЛОГО

В период 1935–1954 гг. были созданы новые схемы для объяснения прошлого народов СССР. Их ключевые тезисы таковы: 

1. Нерусские народы не завоевывались и не покорялись, а «объединялись» или «воссоединялись» с Московским государством, Российской империей, СССР. Например, господство России над Украиной и Беларусью — это не результат «завоевания», а простое возвращение под царскую опеку, временно потерянную вследствие «происков» поляков.

2. «Объединение» национальных окраин с Московией (Россией) давало в основном положительные результаты и, во всяком случае, было для них «меньшим злом» (то есть, для стран Центральной Азии было «лучше» присоединиться к России, чем к Турции или Британской империи).

3. Аннексия Россией нерусских земель во все времена оказывалась «прогрессивным» явлением для местного населения в сферах экономики, культуры, внешней и внутренней политики. 

4. Нерусские народы на территории Российской империи (или СССР) не были способны создавать собственные независимые государства.

5. «Великороссы» во все времена «по праву рождения» были «старшими братьями» или «учителями» для всех остальных народов.

6. Национальная вражда между великороссами и нерусскими народами отсутствовала как в прошлом, так и в настоящем.

7. Историю нерусских народов следовало рассматривать через призму подавления трудовых масс местными эксплуататорами, а постоянным союзником этих масс всегда выступали российское крестьянство, российский пролетариат и российская «передовая интеллигенция». 

8. Национальных политических лидеров следовало оценивать в зависимости от их симпатий или антипатий к России и к ее правителям. 

9. Националистические выступления против власти Москвы (Петербурга) не отвечали устремлениям народов, которые во все времена мечтали о слиянии с российским «старшим братом».

10. Советский патриотизм по своей сути тождественен русскому патриотизму.

11. Молдаване вовсе не этнические румыны, а отдельный этнос.

12. Согласно версиям 1947 и 1954 годов, восточные славяне принадлежат к единому историческому сообществу, имя которого — «русский народ». Украинцы и беларусы не отдельные этносы, а всего лишь следствие разделения «древнерусской народности» на три ветви. Поэтому независимое государство для них — явление неестественное, которое может существовать только «временно», до «воссоединения» с Россией.

* * *

А вот каковы основные идеологические постулаты русофильской и проимперской официальной беларуской историографии (Л.С. Абецедарский, А.И. Залесский, Н.В. Каменская, П.Т. Петриков, И.И. Солодков, К.И. Шабуня и др.):

1. Самоопределение беларусов связывается с «восточнославянским» пространством (прежде всего с Россией), а не с Европой. Роль беларусов в истории ВКЛ замалчивается. Тех, кто пытается ориентировать Беларусь на Россию, не интересует ни Вильня, ни беларуское наследие ВКЛ.

2. Замалчивается преследование беларуского языка и культуры как царским режимом (например, ликвидация униатской церкви в 30-е годы XIX века, запрет беларуского языка), так и советской властью (например, массовый террор в 1930–1941 гг.).

3. До 1919 года не было такой страны – Беларусь. Основы беларуской государственности заложены только в годы советской власти, в БССР.

4. В Советском Союзе Беларусь была «младшей сестрой» России, а беларусы – младшими братьями русских.

5. Россияне по отношению к Беларуси и беларусам во все времена были только «освободителями» и никогда – захватчиками.

6. Беларусь была одним из наиболее «образованных», «культурных» и экономически развитых регионов СССР.

7. К беларускому языку относятся свысока, как к деревенской речи («гаворке»). Если же коренной беларус полностью переходит на русский язык, то это считается признаком «прогресса».

* * *

Сравним указанную позицию с оценками современных украинских историков, а также с содержанием школьных учебников Украины.

1. Киевская Русь рассматривается либо как древнее украинское государство, либо как образование, на наследие которого украинцы имеют преимущественное право.

2. Переяславльский договор 1654 года интерпретируется не как «воссоединение» двух ветвей одного народа, а как конфедерация равных. Украину принудило к союзу с Россией нежелание Польши признать Русь (Украину) третьим равноправным членом Польско-Литовского государства.

3. Царская власть оценивается только отрицательно, ибо она принесла в Украину крепостное право, привела к исчезновению национальной элиты и к денационализации.

4. Австрийское господство в Галиции изображается в позитивном свете, так как позволило сформировать украинскую нацию.

5. Украинская Народная Республика, Директория и Гетманщина в период 1917-1921 годов рассматриваются как законные попытки создания собственного государства.

6. Период сталинизма – это период жестокой войны против украинского языка, культуры, национальных кадров. А искусственно вызванный голодомор 1933 года – это целенаправленный геноцид украинского народа.

7. Партизаны-националисты из Украинской Повстанческой Армии объявлены борцами и против нацистов, и против большевиков.

* * *

Таким образом, в СССР в период 1930-50-х годов императивом развития нерусских народов было провозглашено их стремление к «объединению» с Москвой, так как идеалы собственной государственности стали «реакционными» и «буржуазными».
Большинство ученых как Украины, так и Беларуси усвоили этику и стиль советской историографии. Ее рудименты существуют в наших странах до сих пор в скрытых и открытых, сознательных и подсознательных, агрессивных и либеральных проявлениях.

http://secret-r.net/publish.php?p=247