Сергей МАКЕЕВ

Русская Золушка

В феврале 1626 года Михаил Романов  и Евдокия Стрешнева сыграли свадьбу
Последний царь династии Романовых – Николай II с женой и дочерью Ольгой, 1896

Сказ про то, как только с третьей попытки первый Романов-царь женился счастливо

Скоро Рождество, когда верится в чудо, когда дети ждут подарка под елкой. А взрослые… Они тоже ждут подарка – подарка судьбы, исполнения желаний. И какая-нибудь Золушка из провинции надеется, что ее скромность и трудолюбие будут вознаграждены и она встретит своего принца. Вечный сюжет для девичьего глянцевого журнала! Но оказывается, такие истории бывали на самом деле.
Я уже рассказывал о правлении и личных увлечениях царя Алексея Михайловича Тишайшего, человека вовсе не тихого. В том числе о его второй женитьбе: о выборе царской невесты из множества претенденток, придворных интригах в Кремлевском дворце и, наконец, о счастливом браке. Надо сказать, странную для монарха склонность жениться по любви Алексей Михайлович унаследовал у отца-основателя династии Романовых – Михаила Федоровича. История праматери всех Романовых очень напоминает сказку о Золушке.

Ночной дозор
Начало династии Романовых овеяно легендами. Избрание шестнадцатилетнего Михаила на царство, его счастливое избавление от смертельной опасности благодаря подвигу крестьянина Ивана Сусанина до сих пор удивляют потомков. Наконец, он начал собирать камни, безрассудно разбросанные его предшественниками, чтобы вновь отстроить государство российское, и это ему тоже чудесным образом удавалось. Конечно, при деятельном участии матери, мудрой инокини Марфы, и отца, властного патриарха Филарета.
Но вот в личной жизни ему долго не везло. К тридцати годам Михаил Федорович все еще не обзавелся семьей, а для царя это было негоже, и для будущности новой династии опасно: без наследника Романовым не устоять было у власти.

И вот в 1626 году было объявлено, что царь изберет себе невесту из дочерей дворянских и боярских. По городам и весям были разосланы грамоты с требованием отобрать для царских смотрин девушек, «ростом, красотою и разумом исполненных». После тщательного отбора на местах в Москву съехались шестьдесят претенденток – все пригожие да разумные. По обычаю их поселили в Кремле.

В назначенный день Михаил Федорович с матушкой вошли в палату, где их дожидались девицы. Царь медленно прошел мимо красавиц, заглядывая каждой в лицо, и раз, и другой… Ни одна не тронула его сердца! В сенях огорченная матушка допытывалась: неужто никто не приглянулся? Сын промолчал. А про себя, верно, подумал: все они будто на одно лицо, небось, все утро прихорашивались. А каковы они в естестве своем?

И тут, как гласит предание, мать предложила… тайные смотрины устроить! Оно, конечно, подсматривать негоже, в то время даже простоволосую женщину увидеть считалось грехом, но чего не сделает мать ради сыночка, будь она хоть трижды монахиня!..

Глубокой ночью, когда уснул весь царский терем, мать и сын со свечами в руках стали обходить девичьи светелки. Красны девицы мирно почивали – на лицах ни белил, ни румян, волосы разметались по подушкам. Рядом с постелями знатных девиц крепко спали их прислужницы. Но вот ночной дозор окончен. Едва вышли с женской половины, мать спросила: ну, выбрал себе невесту? Царь ответил: выбрал, только она не боярышня и не дворянка, она… прислужница! Инокиня Марфа схватилась за голову: да где это видано, чтобы цари на прислужницах женились, дворяне и бояре не простят такой обиды. Но царь сказал, как отрезал: будет по-моему! Что ж, сердцу не прикажешь. И, правду сказать, девушка была красавицей, а в чертах лица угадывались ее простодушие и веселый нрав.

Все вздохнули с облегчением, когда выяснилось, что царская избранница – тоже дворянка, хотя из незнатной и небогатой семьи. И все равно семейная буря долго бушевала в царском дворце. Мать твердила: позор на весь наш род! Патриарх тоже не одобрял выбора сына. Но царь, прежде во всем покорный родительской воле, теперь стоял как кремлевская стена: будет, как я решил! Наконец, родители смирились, но решили хранить имя избранницы в тайне до самого венчания, чтобы враги и завистники не «извели» молодую, что бывало часто с царскими невестами и женами.

Русскую Золушку звали Евдокия Стрешнева. Она действительно жила в семье богатого и знатного родственника, боярина Федора Шереметева, и была в услужении у его дочери Елены, считавшейся одной из главных претенденток на царских смотринах. Отец Евдокии, Лукьян Степанович, владел небольшим поместьем в Можайском уезде. Царь отправил к будущему тестю своих гонцов. По преданию, Лукьян Степанович в это время сам трудился в поле со своими работниками. Сначала он не поверил своему счастью и даже переспросил: может, вы какого другого Стрешнева ищете? И только прочитав царский указ, засобирался в дорогу.

Наконец, имя избранницы было объявлено, Михаил Федорович по традиции вручил Евдокии Стрешневой свой расшитый платок. Рассказывают, в эти дни всяк спешил выразить вчерашней замарашке свое почтение и восхищение. А первой повалилась в ноги гордячка Елена Шереметева, умоляя бывшую прислужницу: государыня, не попомни лиха! Евдокия подняла боярышню с колен, обняла и молвила: прости и ты меня, коли в чем виновата; спасибо за кров, за хлеб-соль и заботу.

 Со свадьбой решили не мешкать. Будущей царице срочно шили многослойный наряд из парчи, шелка и бархата, украшенный драгоценными камнями. Мастерицы работали вдохновенно – шить на такую статную красавицу было одно удовольствие. Впрочем, Евдокия и в простом сарафане выглядела не хуже. Настоящим произведением искусства были туфельки из красного сафьяна с острыми носами и на высоких каблуках. Высота каблука тогда измерялась своеобразно: чтобы под изгибом подошвы воробей пролетел. Довершал наряд царицы затейливый золотой венец с двенадцатью зубцами-башенками, украшенный алмазами, сапфирами и изумрудами.

5 февраля 1626 года сыграли свадьбу. Отец-патриарх лично обвенчал молодых. Свадебная церемония, несмотря на царственный ранг, в целом оставалось русской народной свадьбой: с дружками и свахами, с древними обычаями. А на пиру, как исстари заведено, чуть не дошло до драки – бояре заспорили, кому сидеть ближе к государю.

Вот и стали царь с царицей жить-поживать, да детей наживать: сперва двух девочек, а в 1629 году мальчика, будущего наследника Алексея Михайловича. А всего Евдокия Лукьяновна родила царю десятерых детей, трех мальчиков и семь девочек.

Лукьян Степанович Стрешнев жил в Кремле скромно, за чинами не гнался. И даже получив звание окольничего, а затем и боярина, в государственные дела не лез. Говорят, в своей спальне он развесил по стенам не воинское оружие, а орудия пахаря. На своем старом молитвеннике он написал: «Лукиан! Помни, что ты был!».
Михаил Федорович и Евдокия Лукьяновна жили в ладу почти двадцать лет и умерли почти одновременно. Царица пережила царя всего на один месяц.

Царская невеста
А теперь, в нарушение законов жанра, присказка. Иначе мы не оценим всей прелести этой истории, действительно, похожей на сказку. Но, как пели полвека назад, в шестидесятые:
…на то она история,
Та самая которая
Ни столько,
Ни полстолько
Не соврет!
Как известно, на Руси женились рано. Вернее, молодых женили: родители подыскивали женихов и невест. Только у царей была привилегия выбирать суженую из множества знатных девиц (почему так было заведено, я рассказал в очерке «Алексей-птицелов»). Но случалось, что родители и советники настаивали на браке с представительницей того или иного могущественного клана. То есть бывали браки по сердечному влечению, а иногда женились по расчету – политическому, разумеется. Чаще всего молодого царя сосватывали родственники, а уж во второй раз государь сам решал свою судьбу.

Вероятно, и юного Михаила Федоровича оженили бы помимо его воли. Но первый Романов-царь только что был избран всенародно. Подразумевалось, что и царица появится в результате широкого и свободного выбора. Кроме того, Романовы и их родственные кланы рассудили, что сейчас не время оказывать предпочтение какому либо боярскому роду.

В 1616 году было объявлено «обирание» невест для двадцатилетнего царя. Ему сразу приглянулась красавица Мария Хлопова, дочь московского дворянина. Кандидатура вполне нейтральная, она должна была устроить всех. Объявили о помолвке, 16 мая молодые с родственниками ездили в Троице-Сергиеву лавру молиться о счастливом браке. Рядом с царем прежде всегда находились его двоюродные братья Борис и Михаил Салтыковы, первый царский дворецкий, второй кравчий. Но теперь в свите появились и Хлоповы. Особенно независимо держался дядя невесты Гаврила Васильевич.

Вскоре произошел неприятный инцидент. В Оружейной палате Михаил Салтыков показывал царю последние образцы оружия русских и иностранных мастеров. Михаил Федорович взял в руки турецкую саблю и спросил: а сделают ли такую саблю наши кузнецы? Салтыков, выхваляя своих мастеров, тотчас ответил: сделают. Тут царь передал саблю Гавриле Хлопову со словами: а ты как мыслишь? Тот осмотрел клинок, потрогал пальцем лезвие и сказал: пожалуй, сделают, да не такую! Салтыков резко отобрал у Гаврилы саблю и заметил в сердцах: знал бы, о чем толкуешь! Гаврила Хлопов был человек бывалый и не робкого десятка, вот и «поговорил с Салтыковым гораздо», как писали потом, то есть на повышенных тонах. Эта ничтожная, в сущности, перепалка окончательно восстановила романовскую родню против будущих родственников. Верхнее чутье опытных царедворцев подсказывало: эти выскочки не столь уж безобидны, они могут составить опасную конкуренцию.

Саму Марию Хлопову во дворце тоже не все приняли. На женской половине шептались: не велика, мол, птица; прежде-то ходила в жолтиках (самая простая обувь), за что ее Бог возвеличил?.. Салтыковы настроили и старицу Марфу против будущей невестки.

В эпоху самовластья в России была лишь одна партия – партия царя. Все несогласные, как внутри правящей партии, так и в непокорных кланах, не имели никакой легальной возможности что-либо изменить. Им оставались только тайные средства борьбы: клевета, ворожба и, самое радикальное, – яд.

Через две недели Мария Хлопова вдруг слегла с признаками отравления: ее «рвало и ломало нутрь». И это в тот момент, когда ее положение во дворце «зависло» между невестой и царицей, когда любое нездоровье могло сыграть роковую роль.

Призвали врача-иностранца Бильса, тот осмотрел девушку и поставил диагноз: болезнь сия от несварения желудка, оттого, что «едала сладости, и ей говорили, чтоб сластей кушала немного»; «а как желудок будет здоров, то минуется… а чадородию от того порухи не будет». И прописал Марии лекарство.

Но Михаила Салтыкова такой диагноз совсем не устраивал. И он позвал лекаря Балсыря. Тот также осмотрел Марию и в целом согласился с выводами коллеги. Между прочим, после осмотра Салтыков спросил Балсыря: будет ли она нам государыней? Лекарь удивился, но ответил: это уже не моего ума дело.

Но царю Михаил Салтыков представил совсем другой доклад: «дохтуры болезни ее смотрили и говорили, что в ней болезнь великая, излечить ее неможно; живота ей долго не чаять». Царь, как пишет летописец, «повержен был в печаль и скорбь великую».

Вряд ли кравчий отважился бы лгать в глаза государю, клеветать на царскую невесту без поддержки Салтыковых, Романовых и, наконец, инокини Марфы. Это был заговор матери против сына-царя и ее племянников – против своего ближайшего родственника и государя. А чтобы замести следы, Салтыковы предложили «решить это дело соборно». В то время молодой царь часто собирал Земский собор и Боярскую думу, подчеркивая соборность своей власти. Решили: царскую невесту удалить из дворца и из столицы.

А в это время Мария Хлопова была уже совершенно здорова. Притом она не принимала лекарств доктора Бильса – тогда опасались иноземных снадобий. Мария постилась, пила только воду со святых мощей и лечилась традиционными народными средствами. Но это уже ничего не изменило. Мария Хлопова с ближайшими родственниками была сослана в Тобольск. Отца отправили воеводой в Вологду, но ненадолго: вскоре его сослали в деревню.

Михаил Федорович тяжело переживал происшедшее. Только возвращение из польского плена отца митрополита Филарета вывело царя из тягостного состояния. Через десять дней после возвращения Филарет был избран патриархом. Он энергично принялся за церковные дела, активно участвовал и в государственных. Часто его позиция резко отличалась от взглядов бывшей супруги инокини Марфы, влияние матери и ее родни слабело.

Вероятно, отец и сын обсуждали странные обстоятельства болезни и устранения Хлоповой и ее родни. В отличие от сына, умудренный опытом отец понимал, что дело тут нечисто. Участь сосланных была несколько смягчена, их перевели поближе, на Урал. Еще через три года Хлоповых перевезли в Нижний Новгород. По странному стечению обстоятельств Хлоповых поселили в доме покойного Кузьмы Минина, возглавившего вместе с князем Дмитрием Пожарским освободительный поход на Москву. Минин не оставил наследников, и его дом перешел в царское владение.

Снова встал вопрос о браке Михаила Федоровича. Филарет сватал ему литовскую королевну, датскую и шведскую принцесс. Но Михаил Федорович неожиданно заявил: «обручена мне царица, кроме ея не хочу взять иную». Необходимо было разобраться в деле Хлоповой раз и навсегда. 15 сентября 1623 года в государеву комнату, то есть в царский кабинет были созваны оба врача и Михаил Салтыков. Царь с патриархом выслушали докторов, а затем Салтыкова. Тот от прежних своих слов уклонялся, юлил. Вскоре поступили свидетельства из Нижнего Новгорода о полном здравии Марии Хлоповой и ее собственное суждение о болезни: «то ей учинилося от супостатов ея».

24 октября дело Салтыковых обсуждали в Боярской думе. Вина братьев была очевидна и, по мнению бояр, достойна казни. Но царь проявил милосердие, Салтыковых с приставами отправили по своим вотчинам. Мария Хлопова была очищена от подозрений, тем дело и окончилось. Между сыном и его невестой стеной встала мать. Инокиня Марфа была непреклонна и поклялась, что никогда не допустит к себе сына, «если Хлопова будет у царя царицей»! Царь недолго колебался между любовью и сыновним долгом и выбрал мать.
Со временем улеглись страсти. Через десять лет Салтыковы вернулись ко двору и даже получили повышения. В тот же год в Нижнем Новгороде скончалась Мария Хлопова, непорочная царская невеста.

Бедная Мария
Присказка вторая, маленькая, но тоже печальная. В 1624 году Михаил Федорович все-таки женился. Неугомонная матушка сосватала ему дочь боярина Владимира Долгорукова – и тоже Марию. Царь «нехотя», по свидетельству летописца, согласился. Это и был брак по расчету. Свадьбу сыграли 19 сентября. Уже на пиру обнажились конфликты новой царской родни со «старослужащими» из кремлевской администрации. Буквально за свадебным столом Долгорукие уже били челом на боярина Шереметева, на его «недружбу».

На другой день после свадьбы царица Марья Владимировна заболела, промучилась три месяца и умерла. Современники не сомневались, что это произошло «от злых чаровников и зверообразных человек!» Летописец уточнял: «Таково-то попечение боярско о земле Русской!»

…Теперь, надеюсь, понятно упорство Михаила Федоровича. Он боролся за свою Золушку – за возможность простого человеческого счастья. Понятна и тайна, которой окружили имя избранницы.

Конечно, в преданиях сильны легендарные мотивы, они часто искажают факты, но правдивы по духу. Скажем, мы не обязаны брать на веру, что царские гонцы застали Лукьяна Стрешнева за работой в поле: что ему там делать в конце января? Но бедность, трудолюбие и смирение старика, счастье, свалившееся как снег на голову, – это верно отражено в предании.

Вот так и повелось у первых Романовых: три следующих царя – Алексей Михайлович, Федор Алексеевич и Петр I – в чем-то повторили судьбу предка: смолоду они женились по чужому выбору, по расчету, и это были неудачные браки; только во второй раз – по любви.

Сергей МАКЕЕВ: www.sergey-makeev.ru, post@segey-makeev.ru.