Мир Политики

Максим ПЕТРОВ 
Специально для «Аналитической газеты «Секретные исследования»

ДЕЛО «БЕЛОРУССКОГО ФИЛИАЛА ТРУДОВОЙ КРЕСТЬЯНСКОЙ ПАРТИИ» (1931 Г.) 

Эту «контрреволюционную шпионско-диверсионную организацию» сотрудники ГПУ БССР выдумали в мае 1931 года с целью проведения политического процесса над интеллигентами, имевшими отношение к вопросам развития сельского хозяйства БССР. 

Следователи заявили, что БФТКП организационно оформилась в 1927-28 гг. (время составления 2-го пятилетнего плана). 

Руководителями «организации» числились Р. Бонч-Осмоловский (председатель сельхозсекции Госплана БССР), Г. Горецкий (директор НИИ сельского и лесного хозяйства), П. Хоцкий (ученый секретарь отдела земельного планирования наркомата земледелия). Руководителями «направлений» – А. Михайлов (агрономия), В. Лиот (землеустройство), К. Решетников и академик А. Дубах (мелиорация), А. Попелышко (статистика). 

Среди ее «членов» были квалифицированные специалисты по агрономии, зоотехнике, землеустройству, статистике. 

Следователи ГПУ утверждали, будто бы БФТКП имела ячейки на периферии, в которые входили работники окружных центров, районных структур власти. Ячейки «раскрыли» в Бобруйском, Витебском, Гомельском, Могилевском, Мозырском, Оршанском, Полоцком округах; в Глуском, Паричском и Юровичском районах, а также в Наркомземе, сельхозсекции Госплана, ЦСУ БССР, Белсельсоюзе, Белсельтресте, Белколхозцентре, Белсельхозбанке, НИИ сельского и лесного хозяйства, Белколхозстрое. 

Следователи утверждали, что БФТКП была связана с другими «контрреволюционными организациями» – «Белорусским филиалом Промпартии», «Белорусским филиалом меньшевиков», «Союзом освобождения Белоруссии». Ее социальной базой, по их мнению, являлись «организованные в производственные объединения кулацкие элементы, вооруженные охотничьи общества и крестьяне-исследователи, владельцы так называемых «культурных хозяйств», а также кулацкая часть добровольных корреспондентов ЦСУ». 

Иными словами, в члены БФТКП чекисты зачислили в первую очередь сторонников развития сельского хозяйства по пути фермерства, а не убыточных колхозов и совхозов. Недовольство крестьян политикой сплошной коллективизации они подавали как «результат вредительской деятельности» этой «организации». 

К ответственности привлекли 59 человек, 39 из которых проходили также и по другим делам. Их обвинили в следующем: «В целях подготовки плацдарма для интервентов осушали болота в приграничных районах, работы по мелиорации проводили по вредительски», «тормозили развитие луговодства на осушенных землях, культурно-технические мероприятия проводили исключительно на землях кулаков, игнорируя колхозы и совхозы, организовывали кулацкие мелиоративные ячейки как базы для вооруженного восстания против советской власти» и, конечно же, «занимались шпионажем». Все эти вздорные обвинения строились исключительно на показаниях самих арестованных, полученных при помощи незаконных методов воздействия. 

Постановлением коллегии ГПУ БССР от 30 мая и 6 июня 1931 года 6 человек были приговорены к смертной казни (двоих расстреляли, четверым казнь заменили 10 годами лагерей), 13 человек – к 10 годам, 6 человек получили от 3 до 5 лет, 34 человека сослали в отдаленные районы СССР. 

Всех этих людей реабилитировал Военный трибунал БВО своим постановлением от 22 апреля 1958 года «ввиду отсутствия состава преступления». 

ДЕЛО «БЕЛОРУССКОГО ФИЛИАЛА ПРОМПАРТИИ» (1931 Г.) 

Еще одна «контрреволюционная вредительская диверсионно-шпионская организация», придуманная сотрудниками ГПУ БССР летом 1931 года для возбуждения дела и проведения политического процесса над интеллигентами, имевшими отношение к руководству промышленностью БССР. 

Создание БФП следователи отнесли к 1926 году. Ее ячейки «действовали» в Госплане, ВСНХ, Белстройобъединении, Белметаллобъединении, Белкожобъединении. 

Согласно обвинительному заключению, «фактическим главой организации» был заведующий промышленной секцией Госплана БССР А. Каплан. Ее составу чекисты придали «еврейский уклон»: они объявили «шпионами-диверсантами» консультанта промышленной секции Госплана М. Мостикова, заместителя председателя комитета по химизации народного хозяйства при Совнаркоме В. Натансона, заведующего плановым отделом треста «Белторф» И. Рогацкого, инженера аппарата ВСНХ БССР М. Эпштейна и ряд других. 

Членам БФП вменялось в вину «желание перерождения советской власти в буржуазно-демократическую республику», а также проведение мероприятий, «которые должны были затруднять и тормозить развитие народного хозяйства и создавать те или иные провалы и трудности». 

К ответственности привлекли 30 человек, 8 из которых также проходили как члены БФТКП. По утверждению следствия, этот «факт» подтверждал наличие связей между «контрреволюционерами в БССР. Кроме показаний арестованных и свидетелей, никаких других доказательств существования БФП не имелось. 

Постановлением коллегии ГПУ БССР от 23 июля 1931 года 10 человек были приговорены к 10 годам ИТЛ (с заменой на ссылку в Казахстан или на Урал), остальные – к 5 годам. 

Все они реабилитированы в сентябре 1989 года на основании статьи 1 Указа Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года. 

ДЕЛА СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННЫХ СПЕЦИАЛИСТОВ (1932 Г.) 

В 1932 году ГПУ сфальсифицировало дела «Белтрактороцентра» и «Ветеринарных врачей». Самые массовые аресты пришлись на «Белтрактороцентр»: в этом объединении репрессиям подверглись 546 человек. По делу ветеринаров были арестованы и осуждены 254 человека: сотрудники Наркомата земледелия, НИИ сельского хозяйства, Витебского ветеринарного института. 

По существу, почти полностью были уничтожены те немногочисленные квалифицированные кадры, которые работали в руководящих, исследовательских, учебных органах сельского хозяйства в центре и на местах, ибо попутно происходило «раскрытие врагов народа» в районах. 

Например, в сентябре 1932 года ГПУ «ликвидировало» в Мозырском районе «контрреволюционную организацию» «Крестьянских союзов». В руководстве ею чекисты обвинили специалистов сельского хозяйства из числа дореволюционной интеллигенции – агрономов, землемеров. По этому делу проходило свыше 70 человек. 

* * * 

В результате всех этих «дел» немногочисленные ряды белорусской научно-технической и преподавательской интеллигенции, с большим трудом собранные в 20-е годы, были опустошены. Так, уже в феврале 1931 года К. Гей, первый секретарь ЦК КП(б)Б, и А. Чернушевич, заведующий отделом культуры и пропаганды ЦК, сообщили в Москву, что ряд вузов, в первую очередь БГУ, оказались «в катастрофическом положении и встали перед срывом занятий и даже полным закрытием ряда отделений». Они просили «немедля прислать в БССР научных работников по экономическим дисциплинам» для преподавательской и научной работы. 

В то же время по заданию К. Гея, в Академии наук БССР были созданы специальные «бригады», которые старательно искали в напечатанных работах, в стенограммах докладов и выступлений сотрудников академии и вузовской профессуры признаки «нацдемовщины». Ревизовались поэзия и проза заподозренных в «нацдемовщине» писателей, газетные статьи и т.д. Выявленные бригадами «уклоны» старательно систематизировались, изучались, «бригадисты» делали желательные для ГПУ «научные выводы», служившие основой для политических обвинений. 

Старательно просматривались школьные учебники. Большинство учебников изъяли из обихода, особенно хрестоматии для чтения, сборники диктантов, грамматики. Одни книги конфисковали автоматически ввиду ареста их авторов, независимо от содержания. Другие потому, что они не соответствовали эпохе коллективизации сельского хозяйства и сталинских пятилеток. Например, в хрестоматиях для чтения отныне не позволялось называть «образцовыми» единоличные крестьянские хозяйства, в задачниках – использовать примеры из жизни единоличных хозяйств. Учителя должны были сами выдумывать арифметические задачи из жизни колхозов, торговли кооперативных лавок. 

Одновременно с арестами «нацдемов» из библиотек и книжных магазинов изымали все работы арестованных, независимо от того, имели они причастность к обвинениям или нет. Все, что создавалось в течение ряда лет – работы по истории, этнографии, географии, литературе, искусству, краеведению, произведения молодых и старых талантливых поэтов и прозаиков, научные исследования специалистов, – после ареста авторов были названы «вредным нацдемовским хламом». Вот перечень ряда работ, уничтоженных в 30-е годы: 

«Беларуская научная терминология» (выпуски 1922-30 гг.); «Беларуская этнография в исследованиях и материалах», в пяти книгах (1926-28 гг.); «Беларуский архив» в двух томах (1927-28 гг.); «Беларуские сказки, пословицы и заговоры»; «Беларуско-русский словарь» Байкова и Некрашевича (1925 г.); «Записки отдела гуманитарных наук Института беларуской культуры (филология, история, этнография, археология, искусство, право)» за 1923-29 гг.; «Очерки по истории беларуского искусства» (автор Щекотихин, 1928 г.); «Опыт лингвистической географии Беларуси» (автор П. Бузук, 1928 г.); «Труды Академической конференции по реформе беларуского правописания и азбуки» (1927 г.); «Труды и материалы к истории и археологии Беларуси», в трех книгах (1926-27 гг.); «Четырехсотлетие беларуской печати. 1525-1925» (1926 г). 

Это лишь незначительная часть колоссальной варварской работы! 

«ВТОРАЯ ВОЛНА» (1933-35 ГГ.) 

Первую волну репрессий в 1933-34 гг. сменила вторая волна. Ее организатором выступил новый первый секретарь ЦК партии Николай Гикало, занимавший этот пост с конца 1932 года до начала 1937 (прежнего секретаря Гея обвинили в ряде ошибок и сместили). 

На этот раз рассматривались фальсифицированные дела «Белорусской народной громады» и «Белорусского национального центра». Репрессиям подверглись литераторы, преподаватели ВУЗов, деятели национально-освободительного движения, переехавшие в БССР из Западной Беларуси. 

Одновременно велась борьба с «засорением» нацдемами государственных учреждений. Главную опасность для «генерального курса ВКП(б)» новое руководство компартии БССР видело в белорусском национализме. Великодержавный русский шовинизм больше нигде не упоминался. Людей запугали до такой степени, что многие горожане (особенно в Минске) стали бояться говорить по-беларуски, чтобы не быть обвиненными в национализме. 

В то же время произошло значительное усиление репрессивного аппарата. В декабре 1934 года (после убийства С.М. Кирова, произошедшего 1 декабря) карательные органы получили официальное (хотя и секретное) разрешение на применение пыток к подследственным. Был принят новый уголовный кодекс, статьи которого отличались исключительной жестокостью. Достаточно сказать, что согласно ему, можно было по политическим мотивам осуждать на смертную казнь даже детей, начиная с 12 лет! 

ДЕЛО «БЕЛОРУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ЦЕНТРА» (1933 Г.) 

Во второй половине 1933 года ГПУ сфабриковало обширное дело «контрреволюционной повстанческой и шпионско-диверсионной организации «Белорусский национальный центр». 

БНЦ якобы создали в сентябре 1932 года М. Бурсевич, П. Волошин, Ф. Волынец, И. Гаврилик, И. Дворчанин, П. Метла, С. Рак-Михайловский – белорусские политэмигранты, прибывшие в БССР из Польши в апреле 1930 и сентябре 1932 гг. 

Особый цинизм этого «дела» заключался в том, что те его фигуранты, которые приехали из Польши, были арестованы сразу же по приезде в Минск и содержались под стражей вплоть до начала процесса. То есть, они не имели физических возможностей заниматься на территории БССР общественно-политической деятельностью. 

В обвинительном акте было сказано: «БНЦ вел подготовку к свержению советской власти и своей конечной целью считал установление Белорусской фашистской республики во главе с военной диктатурой, входящей на основе федерации в состав Польского государства. 

Свержение советской власти контрреволюционной организацией БНЦ мыслилось путем вооруженного восстания, намечавшегося, согласно установкам Польского Главного штаба, на осень 1933 или весну 1934 года. В осуществление поставленных перед собой задач контрреволюционная организация БНЦ вела практическую подготовку к вооруженному восстанию»… 

Основными кадрами организации являлись перебежчики из Польши. Социальной же базой контрреволюционной организации БНЦ являлось кулачество, антисоветски настроенная интеллигенция, бывшие офицеры, служащие в государственных учреждениях, выходцы из социально-чуждых прослоек». БНЦ якобы состоял из ячеек по 3-5 человек. Каждый их член поддерживал связь только с руководителем ячейки. Общее руководство осуществляли С. Рак-Михайловский, И. Дворчанин, П. Метла. 

Руководство БНЦ якобы финансировал и направлял 2-й (разведывательный) отдел Генштаба Войска Польского через польское посольство в Москве и генеральное консульство в Минске. Следствие утверждало, что на эти цели «заговорщики получили 65 тысяч советских рублей и 3 тысячи долларов. 

План восстания, по «легенде» фантазеров из ГПУ, заключался в устроении крупной провокации в пограничных районах, которая должна была вызвать военный конфликт между Польшей и СССР, стать началом боевых действий и восстания в БССР. Срок выступления – осень 1933 или весна 1934 года. 

В августе – ноябре 1933 года органы ОГПУ «раскрыли» ячейки БНЦ во множестве учреждений и организаций БССР: в Госплане, Наркомпросе, Наркомздраве, Наркомхозе, Наркомсвязи, отделении Союзхлопкосбыта, Академии наук, Белгосуниверситете, Энергоинституте, Садово-огородном институте, НИИ рыбного хозяйства, Белорусском телеграфном агентстве, радиоцентре, редакции органа ЦК партии газеты «Звезда», Институте истории партии, ЦК МОПР, представительстве компартии Западной Белоруссии, научно-техническом издательстве, союзе писателей, государственной библиотеке. Кроме того, «удалось раскрыть» ячейки в Разведуправлении Штаба БВО, в гарнизоне города Борисова, в 34-м полку (Старые Дороги) и в 192-м полку (Орша). 

Было заявлено, что следствие «раскрыло» (в смысле, придумало) в общей сложности 59 повстанческих ячеек, 19 диверсионных ячеек и групп, 4 террористические группы, 20 шпионских ячеек и резидентур, а также филиалы в Горецкой сельхозакадемии (21 человек), Березино (27 человек) и Гомеле (17 человек), молодежную организацию (47 человек). «Вражеская сеть» охватила 9 городов и 25 районов республики. 

Эти цифры плохо согласуются с числом обвиняемых – 281 человек (77 в Минске, 204 – «на местах»). Теоретически, членов БНЦ должно было быть, с учетом числа ячеек и численности «филиалов», как минимум – 400 человек. Однако чекистов такая «нестыковка» абсолютно не волновала. 

Обвинение строилось исключительно на показаниях арестованных, полученных путем применения физических мер воздействии и других незаконных методов. Эти показания, написанные руками обвиняемых, были изложены в общих словах, не подтверждены ни документами, ни вещественными доказательствами. «Покаянные» показания обвиняемых имеют одинаковое по содержанию начало, протоколы допросов Бурсевича, Волошина и Метлы в значительной степени совпадают дословно. 

Основные направления «деятельности» организации были сфальсифицированы через «показания» на допросах «главной» семерки обвиняемых. Эти показания писались во время следствия, в тюремных казематах, под воздействием и бдительным надзором следователей ГПУ. 

14 ноября 1933 года постановлением «тройки» ГПУ БССР был осужден 21 «заговорщик» из числа преподавателей Белсельхозакадемии: 8 человек к 8 годам лишения свободы с отбыванием срока в ИТЛ, 6 человек к 5 годам, 7 человек к 3 годам. Среди них И. Байков, М. Гончарик, С. Корженевский, В. Метельский и другие. 

26 декабря 1933 «тройка» ГПУ осудила 17 человек из Гомельского «филиала» БНЦ: 4 человека получили 10 лет ИТЛ, 5 человек – по 8 лет, 7 человек – по 5 лет, один – 3 года условно. Среди них А. Акулик, В. Богданский, К. Герасимович, В. Закревский и другие. 

Наконец, 9 января 1934 года «четверка» коллегии ГПУ вынесла приговор еще 70 «членам» БНЦ. На этот раз 25 человек были приговорены к смертной казни (в т.ч. И. Богданский, Л. Бобрович, И. Солоневич). Приговор был приведен в исполнение спустя 4 месяца – 17 мая. Еще 15 человек тоже приговорили к смертной казни, но расстрел заменили на 10 лет лагерей (Бурсевич, Волошин, Волынец, Дворчанин, Рак-Михайловский и другие). 

15 человек получили по 10 лет заключения в лагерях; 4 человека – по 8 лет; 7 человек – по 5 лет; 4 человека – по 3 года. Большинство было отправлено в лагеря на Соловки или в Коми АССР. Мерой наказания за несовершенные преступления для остальных 53 человек явилась ссылка. 

Однако в 1937-39 гг. по решениям различных внесудебных органов из 45 лиц, осужденных 9 января 1934 года к заключению в лагеря, были расстреляны еще 22 человека. В частности, тройка УНКВД Ленинградской области под председательством Л. Заковского (бывшего председателя ГПУ БССР) отправила на расстрел Бурсевича, Волошина, Волынца, Гаврилика, Дворчанина, Рак-Михайловского. Их убили в ноябре – декабре 1937. Тех, кто отбыл сроки лагерного заключения, в 1950-52 годы выслали в отдаленные районы СССР. 

Военный трибунал БВО 18 апреля 1956 отменил решение коллегии ОГПУ от 9 января 1934 года в отношении всех обвиняемых по мотивам очевидной неполноты расследования и отсутствия доказательств. Одновременно были отменены решения внесудебных органов за 1937-39 гг. КГБ БССР провел проверку и дополнительное расследование: существование БНЦ не подтвердилось. Только жизни 57 невинно казненным и тем, кто умер в ссылке, никто не вернул.