Мир Политики

Мне хотелось бы обсудить историю некоторых широко известных убеждений и сосредоточиться на том, что я считаю назревающим кризисом в мире науки, то есть все более и более непростые взаимоотношения между настоящей наукой и политикой.

Я интересуюсь этими вопросами, потому что родился во время Второй мировой войны, и годы, когда формировалась моя личность, пришлись на самый разгар "холодной войны". Во время школьных учений я послушно заползал под стол, готовясь к ядерному удару. Это было время всеобщего страха и неуверенности, но даже будучи ребенком, я верил, что наука - это лучшая и величайшая надежда человечества. Даже ребенок понимает, что мир политики - это мир ненависти и опасности, мир иррациональных представлений и страхов, мир массовых манипуляций, мир, в чьей истории было немало позорных пятен. Напротив, наука придерживалась иных ценностей: интернациональная, способствующая возникновению дружеских и рабочих связей, невзирая на государственные границы и политические системы, поддерживающая непредвзятое мышление и, в конечном счете, приводящая к новому знанию и новым технологиям, полезным для всего человечества. Наш мир, может быть, и не очень хорошее место, но наука способна сделать его лучше. И делает.

В течение моей жизни наука сдержала свои обещания. Но я не ожидал от нее, что она просто увеличит продолжительность жизни, накормит страждущих, вылечит напасти и "уменьшит" мир с помощью реактивных двигателей и мобильных телефонов. Я надеялся также, что она справится с пороками нашего разума: предвзятостью, суевериями, иррациональными представлениями и фальшивыми страхами. Я верил, что наука будет, как говорил Карл Саган, "свечой в мире, населенном демонами". И здесь я не слишком доволен успехами науки. Вместо того, чтобы служить очищающей силой, она в отдельных случаях пошла на поводу у соблазнов политики и славы. Некоторые демоны, посетившие наш мир в последние годы, были придуманы учеными. Мир не выиграл от того, что их выпустили на волю.

SETI – ЭТО РЕЛИГИЯ

В 1960-е годы в Национальной радиоастрономической обсерватории (Грин-Бэнк, Западная Вирджиния), молодой астрофизик Фрэнк Дрейк начинает проект «OZMA» по обнаружению сигналов от внеземных цивилизаций. И сигнал получен, что вызывает всеобщий интерес к теме. Потом окажется, что это ошибка, но интерес останется. В 1960 г. Дрейк организовал первую конференцию по SETI, то есть поиску внеземных цивилизаций, и опубликовал знаменитое сегодня уравнение: N = N* fp ne fl fi fc fL, где N* - количество звезд в Млечном Пути, fp - доля звезд, имеющих планетные системы, ne - количество планет с подходящими условиями для жизни, fl - вероятность зарождения жизни на планете с подходящими условиями, fi- вероятность возникновения разумных форм жизни, fc - доля планет, разумные жители которых ищут контакта, fL - долговечность таких цивилизаций.

Эта серьезная на вид формула позволила SETI считаться легитимным исследованием. Проблема, конечно, в том, что значения переменных, входящих в формулу, нам неизвестны, а в большинстве случаев даже не могут быть примерно оценены. Единственный способ вычислить это выражение - подставить значения наугад. А догадки являются лишь выражением нашей предвзятости, и здесь не может быть никаких "обоснованных" предположений. Если нужно установить, на скольких планетах жизнь ищет контакта, то способа составить "обоснованное предположение" не существует. Существует лишь ваше личное мнение.

В результате уравнение Дрейка может принимать любое значение - от "миллиардов и миллиардов" до нуля. Выражение, значение которого может быть равно чему угодно, ничего не означает. Точнее, уравнение Дрейка просто бессмысленно и не имеет ничего общего с наукой. Я же убежден, что в основе науки лежит создание проверяемых гипотез. Уравнение Дрейка не может быть проверено, а значит, SETI - не наука, а религия.

Вера - это твердое убеждение в чем-то, что не требует доказательства. Убеждение, что Коран есть слово Господне - это предмет веры. Убеждение, что Бог создал Вселенную за семь дней - это предмет веры. Убеждение, что во Вселенной существуют другие формы жизни - это предмет веры. Нет ни одного свидетельства в его пользу, и за сорок лет поисков не было обнаружено ни одной внеземной формы жизни. И нет совершенно никаких значимых причин сохранять в них веру. SETI - это религия.

Можно наглядно представить охлаждение энтузиазма, проследив, как менялись названия научно-популярных книг, посвященных поиску внеземных цивилизаций. В 1964 году, на пике популярности SETI, Уолтер Салливан написал захватывающую книгу о жизни во Вселенной, назвав ее "Мы не одиноки". В 1995 году, когда книгу на ту же тему написал Пол Дэвис, он назвал свой труд "Одиноки ли мы?" (Вообще-то, с 1981 года под названием "Одиноки ли мы?" были изданы четыре книги.) Если вернуться в наше время, то сейчас мы наблюдаем подъем интереса к так называемой теории "уникальности Земли", согласно которой мы, на самом деле, одни во всей Вселенной. Опять же, никаких доказательств для подобного утверждения у нас нет.

SETI критиковали, но критика исходила не от астрофизиков или астрономов. На SETI ополчились биологи и палеонтологи. Джордж Гейлорд Симпсон из Гарварда шутил, что SETI - "исследование без предмета исследования", и его слова верны по сей день. Но большинство ученых были снисходительны, относясь к этому проекту либо с потрясающей терпимостью, либо с равнодушием.

Конечно, верно, что непроверяемые теории могут иметь эвристическое значение. Конечно, инопланетяне - отличный способ привить детям любовь к науке. Но это не освобождает нас от обязанности видеть, чем, несомненно, является уравнение Дрейка - чистой воды умозрительной теорией в квазинаучных одеждах.

Тот факт, что уравнение Дрейка не было встречено возмущенными криками, какими сопровождается, например, каждое новое заявление креационистов, означает, что появилась лазейка, что мы теряем понимание настоящего научного процесса. И довольно скоро сквозь эту лазейку просочится настоящий мусор.

МИФ О «ЯДЕРНОЙ ЗИМЕ»

В семидесятых годах заговорили о влиянии ядерных взрывов на атмосферу Земли. В 1975 г. в США был опубликован отчет "Общемировые долговременные эффекты широкомасштабного применения ядерного оружия", согласно которому, эффект от пыли после ядерных взрывов относительно невелик. В 1979 г. вышел правительственный отчет "Эффекты ядерной войны", где утверждалось, что ядерная война теоретически способна привести к необратимым последствиям для окружающей среды. Но поскольку многие составляющие подобных процессов были изучены плохо, в отчете указывалось, что оценить вероятный размер ущерба невозможно.

Тремя годами позже вышла работа "Атмосфера после ядерной войны: сумерки в полдень", авторы которой попытались оценить эффект от горящих лесов и городов. Они предположили, что в результате пожаров возникнет так много дыма, что из-за огромного облака над северным полушарием уровень инсоляции Земли упадет ниже предела, необходимого для фотосинтеза, и этот эффект продлится, по крайней мере, несколько недель.

В следующем году группа из пяти ученых, включая Ричарда Турко и Карла Сагана, опубликовала в журнале «Science» статью "Ядерная зима: глобальные последствия множественных ядерных взрывов". В ней была предпринята попытка более строгой оценки вероятных атмосферных изменений, в основном за счет использования компьютерной модели климата. В ее основе лежит другое уравнение, которое не встречается в явном виде, но которое можно представить следующим образом: Ds = Wn Ws Wh Tf Tb Pt Pr Pe… (количество пыли в тропосфере равняется произведению количества боеголовок, мощности боеголовок, высоты грибообразного облака, воспламеняемости пораженных целей, длительности горения целей, количества частиц, попавших в тропосферу, отражательной способности этих частиц, степени живучести вышеупомянутых частиц и т. д.).

Сходство с уравнением Дрейка поразительно. И здесь и там ни одну из переменных невозможно определить. Ни одну! В исследовании частично обошли эту проблему, рассматривая сразу несколько сценариев военных действий и меняя соответствующие значения переменных, но все равно остаются переменные, значение которых неизвестно. Никто не знает, сколько пепла попадет в атмосферу, как долго будут гореть города, какие именно частицы образуются, и как долго все это будет продолжаться. Никто не знает, как на количество частиц, попавших в тропосферу, повлияют местные погодные условия. Никто не знает, сколько частицы продержатся в тропосфере. И так далее.

Если верить Сагану и его коллегам, то даже ограниченного обмена ядерными ударами общей мощностью в 5 тысяч мегатонн хватит, для того чтобы средняя температура на планете упала более чем на 35 градусов Цельсия и оставалась на этой отметке три месяца. Самые сильные извержения вулканов, известные нам, понижают общемировую температуру примерно на 0,5-2 градуса. Во время ледниковых периодов температура падала на 10 градусов. А здесь у нас оценка втрое большая. Можно было бы ожидать, что она станет темой для дискуссии.

Однако Саган сотоварищи были готовы к этому, а публикации их работы о "ядерной зиме" предшествовала хорошо подготовленная кампания в прессе. Первое сообщение о "ядерной зиме" появилось в статье Сагана в воскресном приложении к журналу «Parade». Буквально на следующий день в Вашингтоне началась широко разрекламированная и привлекшая всеобщее внимание конференция, посвященная вопросам долговременных последствий ядерной войны под председательством Карла Сагана и Пола Эрлиха, самых известных и смекалистых в вопросах взаимоотношений с прессой ученых того поколения. Саган появлялся на шоу Джимми Карсона сорок раз. Эрлих приходил на двадцать пять программ. За конференцией последовали пресс-конференции, встречи с конгрессменами и тому подобное. Официальные статьи в «Science» появились только несколько месяцев спустя. Так наука не делается. Так продаются товары.

На вашингтонской конференции Полу Эрлиху напомнили, как после Хиросимы и Нагасаки ученые предсказывали, что ничто не вырастет на месте этих городов в течение 75 лет, хотя на самом деле уже на следующий год там выращивали дыни. Так насколько же, спросили его, точны нынешние выкладки? Эрлих ответил: "Я думаю, они чрезвычайно точны. Ученые могут делать подобные заявления, несмотря на то, что я не могу представить, на чем они основывались, даже с учетом состояния науки в то время, но отдельный исследователь всегда может сказать что-то абсурдное. Здесь же мы представляем вам результаты консенсуса большой группы ученых".

Исторически консенсус был первым прибежищем негодяев - это путь избежать дебатов, заявляя, что вопрос уже улажен. Где бы вы ни услышали, что ученые пришли к консенсусу, проверьте свой бумажник.

Внесем ясность: научная работа не имеет ничего общего с консенсусом. Достижение консенсуса - прерогатива политиков. Науке, напротив, требуется единственный исследователь, который оказался прав. Это означает, что он или она получили результаты, которые можно проверить. В науке консенсус неуместен. А уместны воспроизводимые результаты. И величайшие ученые в истории велики именно потому, что пошли наперекор общепринятому мнению. Если есть консенсус, нет науки. Есть наука, нет консенсуса. Точка.

ЗАБЛУЖДЕНИЯ

Кроме того, позвольте напомнить, что послужной список "консенсуса" в науке таков, что гордиться совершенно нечем. Давайте рассмотрим несколько примеров.

В прошлые века величайшим губителем женщин была родильная горячка. От нее умирала каждая шестая женщина. В 1795 г. Александр Гордон из Абердина предположил, что горячка вызывается инфекцией, и заявил о том, что может ее вылечить. Консенсус сказал "нет". В 1843 г. Оливер Уэнделл Холмс объявил, что родильная горячка заразна, и представил неотразимые доказательства. Консенсус сказал "нет". В 1849 г. Земмельвайс продемонстрировал, что соблюдение правил санитарии практически сводит на нет случаи родильной горячки в больнице, которой он руководил. Консенсус сказал, что он еврей, проигнорировал его советы и снял доктора с занимаемого поста.

Фактически до начала двадцатого века не было согласия по поводу причин, вызывающих родильную горячку. Таким образом, консенсусу потребовалось 125 лет, чтобы прийти к правильному заключению, несмотря на усилия выдающихся "скептиков" со всего света, скептиков, которых унижали, игнорировали, несмотря на постоянные смерти рожениц.

Нет недостатка и в других примерах. В 1920-х годах в Америке десятки тысяч людей, главным образом бедняков, умирали от пеллагры. Консенсус ученых сказал, что это заразно и что необходимо найти возбудителя пеллагры. Американское правительство попросило выдающегося молодого исследователя Джозефа Голдбергера найти причину заболевания. Голдбергер пришел к выводу, что определяющим фактором является диета. Консенсус продолжал придерживаться теории инфекции. Голдбергер продемонстрировал, что он может вызвать болезнь с помощью специальных диет. Он показал, что болезнь не заразна, перелив себе и своему ассистенту немного крови больного пеллагрой. Они и другие добровольцы смазывали свои носы мазками больных пеллагрой и глотали капсулы с чешуйками коросты. Никто не заболел пеллагрой. Консенсус продолжал возражать. Следует учесть и социальный фактор: южным штатам не нравилась идея плохой диеты в качестве причины заболевания, потому что это означало необходимость социальной реформы. Они продолжали отрицать это до 1920-х годов. Результат: несмотря на то, что эпидемия случилась в двадцатом веке, консенсусу потребовались годы, чтобы узреть очевидное.

Возможно, каждый школьник знает, что если приложить контур Африки к контуру Южной Америки, то они почти совпадут. Альфред Вегенер еще в 1912 году выдвинул гипотезу дрейфа континентов. Консенсус высмеивал дрейф континентов пятьдесят лет. Теория решительно отвергалась маститыми мэтрами геологии вплоть до 1961 года, когда выяснилось, что морское дно расширяется. Результат: консенсусу потребовалось полвека, чтобы выяснить то, что сегодня понимает любой школьник.

Нужно ли продолжать? Примеры можно приводить до бесконечности. Дженнер и оспопрививание, Пастер и теория микроорганизмов, сахарин, маргарин, подавленные воспоминания, клетчатка и рак толстой кишки... Список ошибок консенсуса растет и растет.

Еще одно свидетельство политической природы проекта можно обнаружить, если проанализировать, как апологеты "ядерной зимы" отвечали на критику. В отличие от Ричарда Фейнмана, который в своей обычной грубоватой манере заявил: "Сомневаюсь, что эти ребята знают, о чем говорят", другие выдающиеся ученые были куда менее разговорчивы. Фримен Дайсон сказал: "Это чудовищно с научной точки зрения, но кто хочет быть обвинен в поддержке ядерной войны?" Ему вторит Виктор Вайскопф: "С научной точки зрения это никуда не годится, но психологически все просчитано верно". В те времена многие хотели предотвратить ядерную войну. И если "ядерная зима" выглядит достаточно устрашающе, зачем копать глубже? Кто хочет возразить? Только такие люди, как Эдвард Теллер, отец водородной бомбы, который сказал: "Хотя любому понятно, что многие детали еще не прояснены и заслуживают более пристального изучения, доктор Саган утверждает, что предложенный им сценарий абсолютно непогрешим". Однако большинству людей тот факт, что ядерная зима - это сценарий, нашпигованный недоказанными предположениями, не кажется важным.

Я думаю, что это не так. Отступите единожды от научной истины, приукрасьте истину на пресс-конференции - и все становится возможным. В одном случае вы можете получить повышение антивоенных настроений, в другом - лысенковщину или нацистскую эвтаназию. Если заставлять науку служить политическим целям, такая опасность всегда существует. Вот почему так важно ради будущего науки провести и отстаивать четкую границу между тем, о чем наука может сказать с определенностью, и тем, о чем не может.

Когда внимание прессы переключилось на другие события, жесткий сценарий ядерной зимы стал выглядеть менее убедительно. Джон Мэддокс, редактор «Nature», повторно выступил с его критикой, а Стивен Шнайдер, один из ведущих специалистов по моделированию климата, начал говорить о "ядерной осени". А это уже немного из другой оперы.

Заключительный аккорд прозвучал в 1991 году, когда Карл Саган предсказал, что горящие нефтяные скважины в Кувейте спровоцируют эффект "ядерной зимы", что приведет к "году без лета" и поставит под угрозу сбор урожая чуть ли не во всем мире. Он настолько был уверен в своих словах, что даже предлагал изменить планы военной кампании. Но ни один из его прогнозов не сбылся.

Какой урок нам преподнесла "ядерная зима"? А вот какой: если у вас есть слабая гипотеза, подкрепленная красивым названием, жесткой политической позицией и агрессивной пресс-кампанией, то никто не осмелится раскритиковать ее, и в кратчайшие сроки ваша гипотеза начнет считаться непреложным научным фактом. После этого любая критика пройдет мимо мишени. Война выиграна вами без единого выстрела. Вот в чем состоит урок, и сейчас мы увидим, как хорошо его усвоили борцы с пассивным курением.

В 1993 году было объявлено, что пассивное курение "ежегодно приводит к смерти от рака легких трех тысяч американцев и отрицательно сказывается на здоровье сотен тысяч". В следующем году в свет вышла брошюра, где говорилось, что ученые из одиннадцати исследовательских групп договорились и присвоили пассивному курению фактор риска 1,19. Это была откровенно мошенническая уловка, но она подготовила почву для запрета курения в ресторанах, офисах и аэропортах. Калифорния запретила курение в общественных местах в 1995 году. Вскоре никакое заявление уже не казалось чрезмерным. Американское онкологическое общество объявило, что от пассивного курения ежегодно умирают 53 тысячи человек, хотя доказательств этого заявления не существует.

Между тем более масштабные исследования не смогли подтвердить связь между пассивным курением и вредом для здоровья. Никакой зависимости не обнаружило и исследование Всемирной Организацией Здравоохранения, проведенное в семи странах в 1998 году, и, насколько мне известно, более поздние исследования. А мы все еще читаем, что пассивное курение приводит к раку груди. С таким подходом вы можете сказать о пассивном курении все, что угодно.

Как и в случае с "ядерной зимой", плохая наука была использована для продвижения того, что большинство людей считает хорошим курсом. Не буду спорить. Я не хочу, чтобы люди рядом со мной курили. Но кто выскажется против запрета пассивного курения? Да никто, а если и выскажется, то его сразу же нарекут "лакеем табачных магнатов". Но правда в том, что у нас теперь есть социальная политика, основанная на величайшем суеверии. И мы дали плохой урок того, как вести себя в будущем, показав, что научное мошенничество - это путь к успеху.

К концу двадцатого века связь между чистой наукой и политикой стала очень гибкой. Частично это стало возможно из-за самодовольства ученых, частью из-за недостатка хорошего образования в обществе, отчасти из-за расцвета специальных пропагандистских групп, которые достигли невероятной эффективности в привлечении общественного внимания и формирования политики, а во многом благодаря отказу прессы выступать в роли независимого эксперта.

О ГЛОБАЛЬНОМ ПОТЕПЛЕНИИ

Итак, в нашем эластичном мире, где все позволено, где наука или не-наука - служанка сомнительной политики, мы, наконец, подходим к глобальному потеплению. Я не собираюсь вдаваться в детали описания самого внушительного из демонов, посетивших наш мир. Я лишь хочу напомнить вам, по какому привычному сценарию развивались события.

Очевидная неопределенность данных пала жертвой требований политики и была прикрыта грантами, условием получения которых было обеспечение результатов, требующихся заказчику. Далее последовала изоляция ученых, не согласных с этим, и охаивание их как аутсайдеров и скептиков в кавычках, подозрительных личностей с подозрительными мотивами, лакеев индустрии, реакционеров или попросту психов, которым наплевать на состояние окружающей среды. Вскоре дебаты были окончены, хотя многие видные ученые и чувствовали себя не в своей тарелке из-за того, как все было проделано.

С точки зрения человека со стороны, самое важное новшество в сценарии продвижения идеи глобального потепления состояло в доверии к использованным компьютерным моделям. Получилось так, что масштабные компьютерные модели стали сами генерировать данные. Они больше не оценивались на соответствие моделям из реального мира, а сами являлись источником данных, словно они и есть реальность. Но они - не реальность, когда речь заходит о прогнозировании. У нас нет данных наблюдений за 2100 год, есть только модели.

Никто не верит прогнозам погоды на завтра. Здесь же нас просят поверить прогнозу на сто лет вперед и сделать финансовые вложения, основываясь на этом предсказании. Неужто все сошли с ума?

От высокомерия создателей моделей перехватывает дух. В каждом столетии были ученые, которые заявляли, что знают все. Поскольку климат - хаотическая система, поведение которой никто не может предсказать с уверенностью, значит, все прогнозы, по сути своей, мягко говоря, сомнительны. Но даже если эти модели имеют научное значение, в них все равно не учитываются социологические факторы. Делать какие-либо предсказания о мире, который наступит через сотню лет, просто абсурдно. Если я продаю акции компании, утверждая, что она станет прибыльной в 2100 году, купите вы их или нет? Или все же вы подумаете, что это заявление так безумно, что просто не может не быть аферой?

Очевидно, в этом случае наука и политика так тесно переплелись, что отделить их будет очень сложно, почти невозможно. Сторонний наблюдатель мог бы задать несколько вопросов, как проводились исследования глобального потепления, например, спросить, предпринимались ли шаги по повышению качества собираемых данных; систематически ли добывалась информация, которая может пролить свет на неопределенные переменные, и есть ли хотя бы один незаинтересованный институт для проведения исследований в столь спорной области?

Ответ на все эти вопросы отрицательный.

Из этих примеров мы можем вынести один урок. Чем дальше, тем больше насущных проблем политики будет связано с технологическими аспектами, проблем еще более серьезных, чем нынешние. И в настоящий момент у нас нет механизмов получения хороших ответов. Современная наука - это бизнес, в котором отдельные группы ученых соперничают за получение финансирования. А источником инвестиций слишком часто оказываются организации, заинтересованные в определенных результатах. Для науки это нездоровая ситуация.

Боюсь, некоторые из вас, возможно, скажут: "В чем, собственно, проблема? Да, мы ошибались. Отдельные ученые переоценили свои выводы и ударили лицом в грязь. Ну и что?"

Я скажу, что.

В последнее время нам не раз говорили, что наука ничем не лучше любого коммерческого предприятия. Подобные высказывания бесят многих ученых, да и меня тоже. Но последние события заставили задуматься, а так ли уж они неправы? В качестве примера можно взять реакцию научного сообщества на книгу датского статистика Бьорна Ломборга «Эколог-скептик» ("The Skeptical Environmentalist").

Научное сообщество откликнулось способом, который можно назвать только постыдным. В профессиональной литературе раздавались жалобы, что у Ломборга нет научной репутации, потому что он никогда не занимался изучением Земли. Его издателя атаковали требованиями уволить редактора и угрозами бойкота со стороны всех серьезных ученых. Бывший президент Американской ассоциации содействию развития науки спрашивал, как он мог "опубликовать книгу, которой не коснулась рука рецензента" (на самом деле, конечно, рукопись просмотрели трое ученых с обеих сторон Атлантики и дружно рекомендовали ее к изданию).

Но хуже всего повел себя журнал «Scientific American», который, казалось, решил продемонстрировать, что суть науки в силе, а не в фактах. Журнал атаковал Бьорна Ломборга на 11 страницах, отметив лишь девять фактических ошибок, но при этом заявлял, что его книга "изобилует неосторожными ошибками". Это была жалкая и порочная демонстрация, апеллирующая к чувствам атака, включающая сравнение Ломборга с теми, кто отрицает холокост. Выпуск журнала вышел с подписью: "Наука защищает себя от эколога-скептика".

Ломборг был обвинен в ереси. Вот почему ни одному из критиков не потребовалось вдаваться в детали, и факты для них не имеют значения. Они нападали на него, не гнушаясь переходом на личности, потому что он - еретик.

Конечно, любого ученого можно обвинить, как когда-то обвиняли Галилея. Но мне и в голову не могло прийти, что я увижу «Scientific American» в роли церкви. И это называется наукой? Надеюсь, нет. Но это то, чем она станет, если ведущие ученые не приложат совместные усилия, чтобы провести границу, отделяющую науку и политику.

Майкл Крайтон. Сокращенный перевод Михаила Герштейна

Источник: Аналитическая газета Секретные исследования