Мир Политики

Историк Виталий Шенталинский опубликовал в Испании письма Михаила Булгакова и Евгения Замятина Иосифу Сталину.

"Первое, что поражает в письмах Булгакова и Замятина (очень разных: булгаковские полны сомнений, замятинские более прямолинейны), - что они просят не о помощи, хотя живут в бедности, холоде и нужде, но о прекращении преследований и молчания, на которые их обрекают власти, издательства, товарищи из мира культуры", - цитирует материал El Pais сайт InoPressa.ru.

Благодаря вмешательству Горького Замятин покинет СССР и умрет через пять лет в Париже, Булгаков же останется во внутренней ссылке и будет терпеть запреты, оскорбления, угрозы, манипуляции с его текстами и похищения рукописей, пишет газета. Булгаков тоже просит Сталина разрешить ему с женой покинуть СССР, так как для него "невозможность писать равносильна погребению заживо". В апреле 1930 года Сталин позвонил Булгакову домой, сказав ему устроиться на работу в МХАТ и предложив встретиться. Но эта встреча так никогда и не состоялась, а Булгаков жил между депрессией и умопомешательством из-за контрастного душа, который устраивали ему советские власти по приказу Сталина, пишет газета.

За несколько недель до смерти Булгаков заканчивает свой шедевр и один из величайших романов ХХ века "Мастер и Маргарита", полностью опубликованный в СССР только в 1989 году. Ему не суждено было узнать, какой эффект произвела содержащаяся в "Мастере и Маргарите" аналогия между Сталиным и Сатаной, отмечает корреспондент Хоакин Эстефаниа.

Историк Шенталинский допускает, что некоторые письма Булгакова так никогда и не были отправлены адресату. Он подписывал их псевдонимом "Тарзан" и пытался наладить личные связи со Сталиным, пишет газета. Шенталинский полагает, что это было вызвано смесью наивности, раболепства, мазохизма и восхищения. "Парализующий страх оставил свой отпечаток на жизни многих интеллектуалов до смерти Сталина в марте 1953 года. Эти письма - отражение этого страха и потребности бежать от него", - пишет газета. По мнению издания, исследования Шенталинского и эти письма "помогают понять природу сталинизма и банализации Зла".

Телефонный разговор Михаила Булгакова с Иосифом Сталиным, о котором идет речь в статье испанской газеты, состоялся 18 апреля 1930 года. А вызван он был письмом писателя Генеральному секретарю ЦК ВКП(б). Это письмо стало криком души писателя, которому в 1929-30 годах не дали поставить ни одной пьесы и не дали опубликовать ни одной строчки.

В том письме правительству СССР, датированном 28 марта 1930 года, Михаил Булгаков, рассказывая о своем положении, писал: "ныне я уничтожен", "вещи мои безнадежны", "невозможность писать равносильна для меня погребению заживо". Цитируя разгромные отзывы на свои произведения, он защищался:

"Я доказываю с документами в руках, что вся пресса СССР, а с нею вместе и все учреждения, которым получен контроль репертуара, в течение всех лет моей литературной работы единодушно и с необыкновенной яростью доказывали, что произведения Михаила Булгакова в СССР не могут существовать.
И я заявляю, что пресса СССР совершенно права...
Борьба с цензурой, какая бы она ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательский долг...
И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах "Дни Турбиных", "Бег" и в романе "Белая гвардия": упорное изображение русской интеллигенции, как лучшего слоя в нашей стране… Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.
Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает - несмотря на свои великие усилия стать бесстрастно над красными и белыми - аттестат белогвардейца, врага, а, получив его, как всякий понимает, может считать себя конченным человеком в СССР...
Я прошу правительство СССР приказать мне в срочном порядке покинуть пределы СССР в сопровождении моей жены Любови Евгеньевны Булгаковой.
Я обращаюсь к гуманности Советской власти и прошу меня, писателя, который не может быть полезен у себя, в отечестве, великодушно отпустить на свободу...".

И вот после такого крика души 18 апреля 1930 года около 19 часов в квартире Михаила Булгакова раздался телефонный звонок. Трубку сняла его супруга Любовь Булгакова (Белозерская). Услышав, что звонок из ЦК, она позвала супруга. Булгаков счел это розыгрышем, поэтому подошел к трубке раздраженный.
Секретарь: Михаил Афанасьевич Булгаков?
Булгаков: Да, да.
Секретарь: Сейчас с Вами товарищ Сталин будет говорить.
Булгаков: Что? Сталин?
...Прошло 2-3 минуты...
Сталин: C Вами Сталин говорит. Здравствуйте, товарищ Булгаков.
Булгаков: Здравствуйте, Иосиф Виссарионович.
Сталин: Мы Ваше письмо получили. Читали с товарищами. Вы будете по нему благоприятный ответ иметь… А, может быть, правда - Вы проситесь за границу? Что, мы Вам очень надоели?
Булгаков (растерянно и не сразу): ...Я очень много думал в последнее время - может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может.
Сталин: Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?
Булгаков: Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали.
Сталин: А Вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами.
Булгаков: Да, да! Иосиф Виссарионович, мне очень нужно с Вами поговорить.
Сталин: Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего.

Встреча Булгакова со Сталиным так и не состоялась. Но 19 апреля 1930 года Булгаков был зачислен ассистентом-режиссером во МХАТ. И еще устроился в ТРАМ (Театр рабочей молодежи). Впрочем, пьесы так и не ставили.

30 мая 1931 года в другом письме Сталину Булгаков писал:
"С конца 1930 года я хвораю тяжелой формой нейрастении с припадками страха и предсердечной тоски, и в настоящее время я прикончен.
Во мне есть замыслы, но физических сил нет, условий, нужных для выполнения работы, нет никаких. Причина болезни моей мне отчетливо известна.
На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. Со мной и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал. Ведь и зверь может устать.
Зверь заявил, что он более не волк, не литератор. Отказывается от своей профессии. Умолкает. Это, скажем прямо, малодушие.
Нет такого писателя, чтоб он замолчал. Если замолчал, значит, был не настоящий. А если настоящий замолчал - погибнет"...

Правда, Сталин побывал раза два на постановке пьесы Булгакова "Зойкина квартира", отметив: "Хорошая пьеса! Не понимаю, совсем не понимаю, за что ее то разрешают, то запрещают. Хорошая пьеса, ничего дурного не вижу". А в феврале 1932 года Сталин, посмотрев не понравившуюся ему пьесу Афиногенова "Страх", сказал представителям театра: "Вот у вас была хорошая пьеса "Дни Турбиных" - почему она не идет?... Хорошая пьеса, ее нужно ставить, ставьте". Последовало распоряжение восстановить постановку.

Кроме восстановленных "Дней Турбиных" во МХАТе последовала давно ожидаемая постановка его пьесы "Кабала святош", (которую все же вскоре сняли из репертуара). Разрешаются к постановке инсценированные Булгаковым "Мертвые души".

Но все это время Булгаков ищет встречи со Сталиным, в надежде в диалоге объяснить свою позицию и понять позицию его. В одном письме он даже попросил Сталина "стать моим первым читателем". Но больше никаких контактов с вождем нет.

В 1934 году Булгаковых вызывают в горисполком, чтобы заполнить бумаги на выезд из СССР. Булгаков обрадован и считает, что заточение закончилось и "Значит, увижу свет!". Но через несколько дней он получает официальный отказ.

И Булгаков вновь пишет письмо лично Сталину с просьбой о заступничестве.
Ответа нет.

В 1938 году Булгаков в очередном письме к Сталину заступается за поэта и драматурга Николая Робертовича Эрдмана, которому не разрешали вернуться в Москву после ссылки в Сибирь.
Ответа нет.

В 1939 году Булгакову предоставили место либреттиста в Большом театре, там же он работает в качестве переводчика. И как-то раз на спектакле "Иван Сусанин" Булгаков увидел в ложе Сталина. Но Сталин не обратил на него внимания

Знакомые советуют Булгакову: "Пишите агитационную пьесу... Сколько это может продолжаться? Надо сдаваться, все сдались. Один вы остались. Это глупо". И Булгаков пытается сделать шаг навстречу - пишет пьесу "Батум" о молодом Иосифе Джугашвили. Но попытка проваливается.

Когда Булгаков с режиссером и актерами, участвующими в постановке "Батум", отправляются в Грузию, чтобы на месте познакомиться с историческими местами, в поезд доставляют телеграмму, в которой сообщалось, что "надобность в поездке отпала, возвращайтесь в Москву".

Оказывается Сталин во время посещения МХАТа сказал Немировичу-Данченко, что "пьесу "Батум" он считает очень хорошей, но "ставить ее нельзя".

"Люся, - сказал тогда Булгаков жене, - он подписал мне смертный приговор".

В октябре 1939 года отчаявшийся Булгаков написал завещание. Он уже болен. Коллеги и знакомые написали письмо в правительство с просьбой отпустить Булгакова в Италию на лечение.
Ответа нет.

10 марта 1940 года Булгаков скончался.

В тот же день в его квартире раздался звонок. Звонили из секретариата Сталина:
Секретарь: Что, товарищ Булгаков умер?
Л.Булгакова: Да, умер.
На том конце провода положили трубку. 

Источник: topnews.ru