Мир Политики

К «измененным состояниям сознания», дающим выход в реальности высшего плана, можно отнести некоторые формы творческих состояний (творческое ясновидение), когда художнику,- творцу, писателю приоткрывалось вдруг то или иное явление будущего.

4 мая 1882 г. два моряка бразильской патрульной канонерки «Арагуари» во время замера температуры воды выловили из моря запечатанную бутылку. Из нее при вскрытии выпал пожелтевший, выдранный из Библии листок, на котором нервным почерком было написано: «Бунт на шхуне «Морской герой». Капитан убит. Первый офицер выброшен за борт. Меня, второго офицера, силой заставляют вести корабль в устье Амазонки. Наша скорость 3, 5 узла. Спасите».

Капитан канонерки достал из сейфа реестр Ллойда и нашел в нем необходимую информацию. «Морской герой» построен в 1866 г., водоизмещение 400 тонн, порт приписки — Гуль». Был отдан приказ о боевой тревоге, и еще через два часа корабль был задержан, бунтовщики закованы в кандалы. Из трюма освободили второго офицера и двух моряков, не присоединившихся к бунту. Но, узнав о записке в бутылке, офицер был потрясен. Никакой бутылки в воду он не бросал.

Только в Англии во время суда над моряками выяснилось, что бутылка с запиской была рекламой романа «Морской герой» Джона Пармингтона, в котором описывался бунт на корабле в устье Амазонки. Чтобы обеспечить продажу своего романа, Пармингтон за 16 лет до описываемых событий поручил разбросать в море 5 тысяч таких бутылок.

Какова вероятность случайности такого стечения обстоятельств? Вероятность, что именно в это время мог вспыхнуть бунт на корабле с тем же самым названием, составляет, как утверждают, один шанс на 10 миллионов. Совпадение других данных расчету не поддается. И все же почему бы не предположить, что один раз в истории литературы такое могло случиться? Дело, однако, в том, что такие случаи не так уж редки.

Классический пример — рассказ Эдгара По «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима», опубликованный в 1838 г. В нем говорится о злоключениях четверых спасшихся от кораблекрушения. Много дней бедствовали они в открытом море. Доведенные до отчаяния жаждой и голодом, трое убивают и съедают четвертого — Ричарда Паркера.

Прошло почти пятьдесят лет. В 1884 г. потерпел крушение и затонул корабль «Магнонетт». Четверо спасшихся, как и герои Эдгара По, оказались в одной шлюпке. После многих дней безнадежных скитаний по пустынному морю, обезумев от голода и жажды, трое из них убивают и съедают четвертого. Имя этого четвертого оказалось Ричард Паркер.

Никакой интуицией, никакой случайностью невозможно объяснить столь полное совпадение. Тем более что факт этот не единственный.

В 1898 г. американский писатель-фантаст Морган Ро-бертсон описал кораблекрушение гигантского судна. Этот воображаемый корабль, настоящий плавающий и непотопляемый дворец, водоизмещением 70 тысяч тонн имел 245 метров в длину и перевозил три тысячи пассажиров. Его двигатель приводили в движение три винта. В одну апрельскую ночь, во время своего первого рейса, но наткнулся в тумане на айсберг и затонул. Корабль назывался «Титан».

Интерес, любопытство, недоумение по поводу этого произведения появились спустя пятнадцать лет, в 1912 г., когда недалеко от берегов Америки затонул в результате столкновения с айсбергом пассажирский лайнер «Титаник». Это был морской колосс и дворец 250 метров длиной, с тремя винтами, считавшийся непотопляемым. Так же, как в повести, на его борту оказалось недостаточно спасательных средств. 

Единственное, что не «угадал» Робертсон, — это число пассажиров. Их было две, а не три тысячи. Как будто специально для того, чтобы нагромоздить как можно больше совпадений, среди полутора тысяч погибших был и известный журналист У. С. Стед, рассказ которого подал идею повести.

Как и появление рассказа Эдгара По, случай этот не поддается объяснению с позиций логики.

Во время своего путешествия по Швейцарии Конан Дойл задержался в маленьком отеле под названием «Шваренбах». Это была довольно странная и мрачная постройка. И сам городок был наполнен какой-то пасмурной атмосферой, побудившей писателя сделать отель местом своего нового рассказа с криминальным сюжетом. Сюжет этот родился как-то сам собой и требовал лишь небольшой «шлифовки». Главным героем должен был стать хозяин маленькой мрачной гостиницы, затерянной в горах Швейцарии. Гостиница редко посещается людьми, и хозяин постепенно разоряется. Жена его умирает. Единственный сын убегает из дома, и след его затерялся. По мере того, как хозяин опускается, гости все реже задерживаются в гостинице. Наконец, в минуту отчаяния хозяин дает клятву, что убьет первого гостя, который решится у него заночевать. Проходит много недель, прежде чем удается выполнить клятву. В убитом молодом человеке хозяин узнает своего сына.

Сюжет был мелодраматичным и малоправдоподобным, но ум писателя снова и снова возвращался к нему.

Бродя по городу и обдумывая подробности, Дойл наткнулся на библиотеку и, чтобы скрасить' вечер, взял там томик рассказов Мопассана. Каково же было его удивление, когда вечером он нашел свой рассказ уже записанным и опубликованным Мопассаном! Замысел рассказа, детали — все было идентично его грезам. Однако настоящее удивление и даже мистический страх он почувствовал тогда, когда узнал, что Мопассан останавливался в том же самом отеле «Шварен-бах», в котором жил он.

Конан Дойл любил рассказывать эту историю своим друзьям. После его смерти биографы писателя обнаружили, что за сто лет до Мопассана немецкий писатель Захариас Вернер написал на этот сюжет мелодраму «24 февраля», которая не имела успеха и забылась. Однако Вернер не выдумал свой сюжет, а описал реальные события, разыгравшиеся в отеле «Шварен-бах» в XVIII в.

Английский писатель Г. Р. Хаггард, умерший в 1925 г., в романе «Месть Майвы» подробно описывает побег своего героя Аллана Квотермейна, попавшего в плен к дикарям. Когда он перебирался через скалистый утес, преследователь схватил его за ногу. Чтобы освободиться, герой Хаггарда, не глядя, выстрелил из пистолета параллельно своей правой ноге.

Через несколько лет после опубликования романа к Хаггарду явился один английский путешественник. Он специально приехал в Лондон, чтобы спросить у писателя, откуда тому известны такие подробности его приключения, при том, что он, стремясь скрыть убийство, никому не рассказывал об этом.

Любопытно сообщение известного шведского ученого-этнографа, участника экспедиции на плоту «Кон-Тики», Венгта Даниельссона. В книге «Большой риск» («Путешествие на «Таити-Нуи») он пишет о предсказании судьбы руководителю экспедиции на плоту «Таити-Нуи» барону Эрику де Бишопу:

«Вечером, чтобы разогнать мрачные мысли, я стал перечитывать замечательную книгу о первом плавании Эрика и Тати в Тихом океане, изданную в 1938 г. французским писателем Франсуа де Пьефре с разрешения и при содействии обоих путешественников. Внезапно мой взгляд упал на следующую фразу: «Путеводная звезда Эрика мерцает над Маркизскими островами. С ранних юношеских лет ему было известно, что настоящее его место там и что в один прекрасный день судьба приведет его туда, как это предсказывали Норны (богини судьбы в скандинавской мифологии). Но, прежде чем наступит этот далекий день, с ним произойдут всевозможные странные приключения в разных краях земного шара, далеко от того места, где десятая параллель пересекает 140-й меридиан и где окончательно решится его судьба».

«Как можно было так точно предсказать судьбу Эрика за двадцать лет вперед?» — спрашивает Бенгт Да-ниельссон.

Удалось установить название цитируемой Даниельссо-ном книги: Francois de Pierrefeu. Les confessions de Tatibouet. — Paris, 1939. Кстати, во французском оригинале книги координаты указаны точнее: «...где встречается десятая южная параллель и сто сороковой западный меридиан и где нашла себе пристанище его судьба...»

«Надо отдать должное предсказанию — сравнительно длинная жизнь Эрика де Бишопа действительно напоминала захватывающий приключенческий фильм. Вот краткий, не претендующий на полноту, послужной список барона: воспитанник иезуитской школы, юнга, обогнувший Мыс Горн; лейтенант дальнего плавания, командир минного тральщика; пилот морской авиации; садовод; личный консультант китайского генерала; капитан джонки; французский консул; капитан каботажного плавания и т. п. и т. д. Добавим к этому — крупный ученый. 

Из многочисленных приключений и аварий на море этот не умеющий плавать человек всегда выходил удачно — до последнего случая, когда 30 августа 1958 г. в конце путешествия на плоту «Таити-Нуи», ослабленный болезнью, капитан Эрик де Бишоп, получив травму черепа, погиб при аварийной высадке на остров Ракаханга (около 10° ю. ш., 161° з. Д.), то есть на 21 градус западнее предсказанного в 1939 г. места. Ошибка — менее 6 процентов по одной координате.

Но, если принять, что слова «...где нашла себе пристанище его судьба...» альтернативны, не предвещают обязательной трагедии, то... у Бишопа и его спутников был спасительный шанс высадки на Маркизские острова, расположенные практически в предсказанной точке. Однако 1 июля терпящий бедствие плохо управляемый плот, гонимый неблагоприятным ветром, пересек 140-й меридиан западной долготы примерно в 65 километрах севернее Маркизских островов. Последующие события указывают на резкое обострение ситуации — через пару дней в эфир впервые за все плавание полетел сигнал бедствия «SOS» с указанием географического места: 7° ю. ш., 141° з. д.! Похоже, что именно вблизи названной в 1939 г. точки окончательно решилась судьба Эрика и он устремился навстречу гибели, которая произошла на 21 градус западнее. И случилось это в «далекий день» на 69-м году жизни!»

Целый ряд прозрений, прорывов в будущее можно найти и у русских писателей и поэтов. Прозрения эти чаще всего касаются событий гибельных, катастрофических. Так, за сто лет до революции и того, что последовало за ней, Лермонтов написал пророческие строки:

Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь;
Когда детей, когда невинных жен
Низвергнутый не защитит закон.

Говоря о предзнании трагических событий русской революции, нельзя не назвать известного пророчества Серафима Саровского: 

«...произойдет великая продолжительная война и страшная революция в России, превышающая всякое воображение человеческое, ибо кровопролитие будет ужаснейшее: бунты Разинский, Пугачевский, французская революция — ничто в сравнении с тем, что будет с Россией. Произойдет гибель множества верных отечеству людей, разграбление церковного имущества и монастырей, осквернение церквей Господних; уничтожение и разграбление богатства добрых людей, реки крови русской прольются».

За полвека до большевистской революции сатирик Салтыков-Щедрин написал повесть «История одного города». В этой повести несколько поколений русских читателей узнавало в «городе Глупове» страну, в которой они жили, Губернатор-тиран, правивший в городе Глупове, отменил все праздники, кроме двух: один отмечался весной, другой — осенью. Именно так в первые же годы поступили большевики. 

Они отменили в стране все традиционные и религиозные праздники и вместо них ввели два новых: один отмечался весной (1 мая), другой — осенью (7 ноября). Совпадения на этом не заканчиваются. У Щедрина весенний праздник служит «приготовлением к предстоящим бедствиям». У большевиков праздник 1 мая — «день смотра боевых сил пролетариата», при этом он сопровождался призывами к усилению классовых битв и к свержению капитализма, т. е. был ориентирован на грядущие бедствия. Осенний праздник у Щедрина был посвящен «воспоминаниям о бедствиях уже испытанных». Праздник, установленный большевиками осенью — 7 ноября, — был посвящен памяти революции и всего, что с ней связано.

Можно вспомнить и пророческие строки Достоевского из его «Дневника писателя», где он пишет: 

«Предвидится страшная, колоссальная стихийная революция, которая потрясает все царства мира изменением лика мира всего. Но для этого потребуется сто миллионов голов. Весь мир будет залит реками крови». И еще: «Бунт начнется с атеизма и грабежа всех богатств. Начнут низлагать религию, разрушать храмы и превращать их в стойла, зальют мир кровью, а потом сами испугаются». 

Эти строки писались за сорок лет до событий 1917 г., когда, казалось бы, не было никаких признаков надвигающейся трагедии.

Тема, соседствующая с этой, — пророческие строки некоторых русских поэтов о собственной гибели.

Так, Лермонтов в стихотворении «Сон» изобразил себя убитым на Кавказе:
В полдневый жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня — но спал я мертвым сном...

Не прошло и года, как именно такая смерть и именно там постигла его.

Николай Гумилев в стихотворении «Рабочий» предрек себе тот конец, который действительно постиг его спустя три года:

Он стоит пред раскаленным горном,
Невысокий старый человек.
Взгляд спокойный кажется покорным
От миганья красноватых век.
Все товарищи его заснули,
Только он один еще не спит:
Все он занят отливанием пули,
Что меня с землею разлучит.
Кончил, и глаза повеселели. 
Возвращается. Блестит луна. 
Дома ждет его в большой постели 
Сонная и теплая жена. 
Пуля, им отлитая, просвищет 
Над седою вспененной Двиной, 
Пуля, им отлитая, отыщет 
Грудь мою, она пришла за мной.
Упаду, смертельно затоскую,
Прошлое увижу наяву,
Кровь ключом захлещет на сухую,
Пыльную и мятую траву.
И Господь воздаст мне полной мерой
За недолгий мой и горький век.
Это сделал в блузе светло-серой
Невысокий старый человек.
Как известно, Гумилев был арестован и без суда расстрелян чекистами за то, что отказался донести на своего товарища по гимназии.

Эти и многие другие факты импульсивных прорывов в будущее говорят об очевидной близости творческих состояний к «измененным состояниям сознания».

Свидетельства ученых о том, как происходят научные открытия (обычно в результате «озарения»), также говорят о приближенности таких «озарений» к «измененным состояниям сознания».

Именно этот внезапный выход к истине, минуя пути логических умозаключений, имел в виду немецкий философ, математик и физик Лейбниц (1646—1716), называя интуицию «самым совершенным знанием».

Немецкий философ Шеллинг (1775—1854) признавал, что большинство его научных открытий было сделано интуитивно и значительно раньше, чем были найдены доказательства.

«Открытие в науке, — писал Эйнштейн, — совершается отнюдь не логическим путем; в логическую форму оно облекается лишь впоследствии, в ходе изложения. Открытие, даже самое маленькое, — всегда озарение. Результат приходит извне и так неожиданно, как если бы кто-то подсказал его».

Посредством озарения своего высшего разума Альберту Эйнштейну удалось, заглянуть (а не понять полностью, не включиться и не подчинить себе) в отношения времени и пространства.

«Приход результата извне» хорошо иллюстрирует наблюдение французского математика, физика и философа Пуанкаре (1854—1912). Как-то, возвращаясь с экскурсии, он садился в автобус. «В тот самый миг, — пишет Пуанкаре, — когда я поставил ногу на подножку, идея осенила меня. Перед этим я совершенно не думал об этой проблеме». В другом случае решение также без малейших усилий пришло к нему, когда он просто шел по улице.