- Вы трижды летали на орбиту, выходили в открытый космос, тушили пожар на корабле. Неужели ни разу не было страшно?
- Этот вопрос, страшно или нет, надо решать до того, как подаешь заявление в космонавты. Еще в детстве я прыгал со шкафа на диван, сломал руку. Потом - с вышки в воду, с парашютом прыгал. Чтобы в космосе было не страшно, занимался такими рискованными видами спорта, как авто- и мотогонки, горные лыжи, летал самостоятельно на планерах. И понял, что я могу. И это не страшно.
- А в жизни чего боитесь?
- Боюсь осрамиться, не выполнить чего-то, что от меня ждут. Но, если честно, боюсь не очень сильно (улыбается). Потому что я этого никогда не сделаю. Никого не подведу.
- Сколько вам было лет, когда вы поняли, что хотите быть космонавтом?
- Уже много. Я хотел быть ракетостроителем. В свое время Циолковский, которого называли «великим мечтателем», считал, что человек полетит в космос только через сто лет. Но поскольку через сто лет я вряд ли пригожусь для космоса, то думал: вот построю ракету, сын ее испытает, внук полетит. А потом прогресс так ускорился, что и сам успел слетать три раза.
- Какие были ощущения от первого полета?
- Первым был Гагарин, а я - 34-м. Я уже знал, как проходят старт, выведение на орбиту. Поэтому никакого «ах» не было. Когда полетел Гагарин, он сказал: «Поехали». А я сказал: «Поехали на работу».
- Что думаете по поводу строительства в Петербурге «Охта центра»?
- Нам не дано предугадать, как наше действие отзовется. Эйфелева башня тоже была первым небоскребом Парижа. И лучшие люди, писатели, были против ее строительства. Кто-то из них даже говорил: «Я теперь обедаю на Эйфелевой башне, потому что это единственное место, откуда ее не видно». А теперь в Париже всюду продают сувениры в виде башни. Еще пример: в свое время министр культуры Екатерина Фурцева была против телебашни в Останкино. Она говорила, что это уродство. А сегодня так уже никто не говорит. Так и с «Охта центром». Надо бы слетать на машине времени в будущее и посмотреть, будет там высотка Газпрома или нет.
- А почему тогда часть петербуржцев возражают против «Охта центра»?
- Не все могут оценить значение той или иной вещи. Я же ленинградец, Я здесь родился, здесь окончил школу, институт. И мне тоже хочется, чтобы родной город развивался и был красивым. Я встречался с представителем ЮНЕСКО, и узнал, что рассматривается вопрос об исключении Петербурга из списка культурного наследия. Я спросил: «А почему вы тогда Париж с Эйфелевой башней не вычеркиваете?» Вот я сегодня завтракал на девятом этаже отеля «Амбассадор», и вдалеке, за Исаакием, увидел стеклянный усеченный купол, который возвышался над домами. Биржа, вы говорите? Вот это действительно безобразие. А с «Охта центром» вопрос спорный. У Стругацких есть песня десантника, которого привезли на другую планету: «Ослепительной молнии крутой зигзаг, Черного вихря взлет, злое пламя ест глаза. Но если ты повернешь назад, кто же пойдет вперед?» Понимаете, есть в жизни вопросы, где нет стопроцентного решения.
- А вы думаете, машину времени все-таки изобретут?
- Наверное, смогут. Ведь машина времени - это не обязательно так: захлопнул дверцу, взялся за руль, набрал год и поехал. Я думаю, что Ванга и Вольф Мессинг все-таки перемещались в будущее, «видели» его.
- В летающие тарелки верите?
- Нет, пока не верю. Но интересуюсь. Меня смущает вот что. Впервые тарелки появились, кажется, в 1947 году. Прошло пятьдесят лет, и до сих пор ничего о них неизвестно: откуда они, кто их пилотировал, какие у них задачи, из чего сделаны. Но у меня существует договор с Роскосмосом: как только специалисты этого ведомства или кто-то еще найдут тарелку, но не летающую, а приземлившуюся, сразу мне сообщат. И я примчусь ее исследовать.
http://spb.kp.ru/daily/24399/575601/
