Никита КРИЧЕВСКИЙ

Загашник Кремля

Министр финансов Алексей Кудрин и председатель Центробанка Сергей Игнатьев. Просчитались?

За последних два  года правительство израсходовало из Резервного Фонда 111,9 млрд долларов. Отчётности по этому поводу не представлено

Взлёт нефтяных котировок первых месяцев этого года вновь обострил дискуссии об использовании сырьевой ренты сверх заложенной в бюджете цены на нефть российской марки Urals в $75 за баррель. Чуть больше полугода назад, 30 сентября 2010 г., Госдума приняла изменения в Бюджетный кодекс, по которым до 1 января 2014 г. нефтегазовые доходы полностью направляются «на финансовое обеспечение расходов федерального бюджета». Однако в наши дни, когда нефтяные котировки колеблются вокруг отметки $130/1барр., вопрос о дефиците государственной казны из экономической повестки дня можно смело вычёркивать.

В последнее время в поведении апологетов государственных финансов мы снова замечаем подзабытый оптимизм, рисующий линии размещения нефтяных дивидендов. Здесь и эфемерный «Фонд нового поколения» (Институт современного развития), и явственный Российский фонд прямых инвестиций (Внешэкономбанк), и другие «интересные» предложения. И всё же, перед тем, как предаться мечтам о светлом нефтегазовом будущем, для начала следует подвести промежуточные итоги функционирования российских суверенных инвестиционных фондов (СИФ): Резервного фонда (РФ) и Фонда национального благосостояния (ФНБ). А поговорить есть о чём.

Пит-стоп

На 1 января 2011 г. совокупный объём средств Резервного фонда  составлял $25,4 млрд., а Фонда национального благосостояния – $88,4 млрд., что в сумме составляет $113,8 млрд. или 7,7% ВВП России. По состоянию на 1 апреля 2011 г. показатели практически не изменились (поскольку до 2014 г. активы фондов не пополняются): РФ – $26,3 млрд., ФНБ – $91,8 млрд. Наибольший объём двух фондов был зафиксирован 1 января 2009 г. – $225,1 млрд. В последующие два года загашник последовательно уменьшался, правда, только за счёт снижения размера Резервного фонда. Что логично. Основным предназначением РФ является, как декларирует Минфин, «выполнение государством своих расходных обязательств в случае снижения поступлений нефтегазовых доходов». В то время как Фонд национального благосостояния создан для обеспечения финансовой устойчивости «механизма пенсионного обеспечения граждан Российской Федерации на длительную перспективу».

В переводе с канцелярского языка на доступный данные сентенции означают, что той самой «подушкой безопасности», о которой публично грезили правительственные чиновники в тучные годы, предсказуемо оказался Резервный фонд. Максимальный объём средств Фонда был зафиксирован 1 февраля 2009 г. – $137,3 млрд., из чего следует, что за 2009-2010 гг. правительство израсходовало $111,9 млрд. или 4,1 трлн рублей суверенных резервов.

На что? Конкретизирующей отчётности по этому поводу не представлено. Минфин пишет просто: «В целях финансового обеспечения сбалансированности федерального бюджета». Хотя только за 2010 г. с активами Резервного фонда было проведено 37 операций (из них 19 в декабре), так что раскрыть цели перечисления средств труда не составит. Если, конечно, Минфин поумерит свою сакраментальную спесь.

Деньги, если они лежат мёртвым грузом, имеют неприятное свойство обесцениваться, особенно на фоне перманентного увеличения мировой денежной массы. На протяжении последних лет Минфин говорил о необходимости создания специализированной Управляющей компании (УК) для управления средствами российских суверенных инвестиционных фондов. Однако по сию пору никакой УК ни в Минфине, ни в ЦБ так и не создано, а средства размещаются как Бог на душу положит. Деньги Резервного фонда всю дорогу пролежали в основном на счетах Банка России, а средства Фонда национального благосостояния помимо центробанковских авуаров были задепонированы во Внешэкономбанке.

Отсюда и доходность. По итогам 2010 г. совокупная доходность РФ на счетах в иностранной валюте в Банке России составила 1,5% годовых, а аналогичная величина ФНБ, скорректированная на выплаты ВЭБа – 2,6% годовых. («Спасибо» Внешэкономбанку, сначала «приютившему» 437,02 млрд рублей и $6,25 млрд., а затем разместившему их под 6,25-7,25% в рублях и LIBOR (ставка)+2,75-3,00% в валюте). Впрочем, ставка LIBOR была менее 1% годовых. И здесь нужно спросить Центробанк: почему у общенационального института, распоряжающегося активами в сотни миллиардов долларов, также как у Минфина, до сих пор нет Управляющей компании, дённо и нощно преумножающей стоимость государственных (читай, народных) средств. Хотя и без «управителей» ясно: доходность по сделкам Центробанка с государственными ценными бумагами, с золотом или по операциям на открытом рынке существенно выше, чем годовые начисления суверенным донорам.

В Центробанке могут возразить: по закону «О Центральном банке Российской Федерации (Банке России)» получение прибыли не является целью нашей деятельности. Но как тогда выполнять п.7 ст.4 закона, согласно которому одной из функций Банка России является «эффективное управление золотовалютными резервами», ведь эффективность напрямую определяется достигаемыми результатами? «Очевидно, законодатели недоработали», – парируют в ЦБ и по большому счёту будут правы: закона о государственной (центробанковской) Управляющей компании нет, а значит, и спрашивать не за что. Замкнутый круг.

На конец 2010 г. во Внешэкономбанке было размещено 23,3% совокупного объёма средств Фонда национального благосостояния, что для мировой СИФ-практики является нонсенсом, какой бы надёжной не была финансовая организация. В своё время лейтмотивом создания Стабфонда была необходимость стерилизации избыточной денежной массы, проникновение которой в экономику привело бы к росту инфляции. Тогда Минфин общественность убедил, но прошло несколько лет, и часть «стерилизованных» денег в денежное обращение всё-таки попала, тут же ослабив курс национальной валюты.

Либо Минфин недостаточно твёрд в проведении финансовой политики, либо конечной целью размещения средств во Внешэкономбанке и последующего кредитования нескольких банковских структур был вывод денежных средств за границу. Ссылки на необходимость поддержки банковского сектора выглядят неубедительными по двум причинам. Во-первых, грош цена банковскому менеджменту, поставившему государство перед необходимостью срочно поддерживать ликвидность в подведомственных банках (ответственных, как всегда, нет). Во-вторых, средства Фонда национального благосостояния, очутившиеся в банковском секторе, в реальный сектор экономики по преимуществу не попали и на снижении процентных ставок по кредитам не отразились.

И куда в России деваются деньги?

Пожалуй, из всех известных суверенных инвестиционных фондов наиболее близок к нам норвежский «Государственный пенсионный фонд - Глобал», являющийся частью Государственного пенсионного фонда Норвегии. Причём роль второго фонда крайне незначительна -  в 2010 г. на долю «Глобала» пришлось 95,8% совокупных активов. По итогам 2010 г. управляющая компания Глобала NBIM (Norges Bank Investment Management) отчиталась о росте совокупного объёма фонда до $521,5 млрд. (126,1% ВВП Норвегии), доходности в 9,6% годовых, а также о расширении инвестиционного портфеля до 8496 эмитентов по акциям и 1686 эмитентов по облигациям. Сегодня один-единственный «Глобал» контролирует порядка 1% мирового фондового рынка.

Результаты «Глобала» выглядят особенно сильно на фоне некоторых макроэкономических сравнений России и Норвегии. ВВП России в 3,6 раза выше норвежского, нефти мы добываем больше в 4,1 раза, а природного газа – в 5,3 раза. Правда, что удивительно: обладая более чем тридцатикратном перевесом по численности населения, бюджеты наших стран по доходам вполне сопоставимы.  В 2010 г.  - $262,0 млрд. у России и $226,8 млрд. у Норвегии. А по расходам наш бюджет превышает норвежский всего в 1,8 раза ($341,1 млрд. против $187,0 млрд.). Да и объём норвежского пенсионного фонда «Глобал» превышает размер нашего Фонда национального благосостояния  почти в 6 раз. И куда в России деваются деньги?

Несложно заметить, что управление инвестициями «Глобала» осуществляет, по сути, государственная управляющая компания Банка Норвегии, находящаяся под контролем норвежского Минфина. В штате NBIM – 278 служащих из 25 стран, а средняя заработная плата сотрудников инвестиционных подразделений в 2010 г. составила всего $14,6 тыс. И никакой деловой коррупции.

Инвестиционная стратегия «Глобала» в общих чертах такова. Во-первых, средства фонда размещаются исключительно в зарубежные активы, а средний размер инвестиций составляет приблизительно 1% от стоимости листинговых компаний. Во-вторых, до 60% средств могут инвестироваться в акции, до 40% – в государственные и корпоративные облигации (в 2010 г. инвестиционный портфель «Глобала» на 61,5% состоял из акций и на 38,5% – из облигаций). В-третьих, вложения осуществляются в соответствии с руководящими этическими принципами, согласно которым запрещается вкладывать национальные нефтегазовые доходы в компании, занятые в производстве противопехотных мин, боеприпасов, ядерного оружия, табака, а также в компании, наносящие вред окружающей среде.

А что же дефицит государственного бюджета, неужели в норвежской казне нет недостатка в доходах? Дефицит норвежского бюджета является структурным, высчитываемым без нефтегазовых доходов, и его максимальный размер не может превышать 4% ВВП, компенсируемых за счёт нефтегазового экспорта. (В России в 2010 г. по предварительным данным дефицит бюджета, замещенный нефтегазовыми доходами, составил 8,3% ВВП).

Кроме «Глобала» и Государственного пенсионного фонда-Норвегии (из них, кстати, ни одной кроны на финансирование существующих пенсионных обязательств не тратится) в стране создан Государственный облигационный фонд, активы которого разрешено инвестировать во вклады, депозиты и облигации не только иностранных, но и норвежских банков и эмитентов. Впрочем, объём облигационного фонда ограничен $8,5 млрд., и по мере повышения ликвидности в приоритетных секторах норвежской экономики облигационный фонд будет ликвидирован.

Лили воду в решето
России крайне важно подвести промежуточные итоги управления нефтегазовыми доходами. С работой над ошибками, наказанием проштрафившихся и принятием передовой инвестиционной стратегии. А потом начать забывать о свалившемся с неба нефтяном куше. Потому что ни в одной стране мира углеводородному экспорту не придается такого значения, как у нас. Только в России деньги от экспорта нефти и газа не оказывают сколь-нибудь позитивного воздействия на экономику, зато преступно оседают на офшорных счетах представителей власти и аффилированных с ней небожителей. Наконец, через несколько лет, когда нефть под воздействием альтернативной энергетики перестанет быть мировой макроэкономической доминантой, Россия может предстать миру обезумевшей от разграбления и нищеты. Разве такой судьбы мы желаем своим детям?