Галина СИДОРОВА Совершенно СЕКРЕТНО №3/238

Остаточные явления

 Что мешает правоохранителям защищать сограждан

Соболезнования были выражены в приватной обстановке. Без лишних свидетелей. Как, впрочем, не оказалось и свидетелей самого преступления. Средь бела дня в центре Москвы никто ничего не заметил. То ли народ у нас оглох и ослеп, то ли убийства стали совсем уж обыденным явлением. То ли преступники – слишком хорошо обучены.

Не прошло и десяти дней после трагедии, как президент Медведев выразил соболезнования моему коллеге Дмитрию Муратову, главному редактору «Новой газеты», по случаю гибели журналистки Анастасии Бабуровой, убитой вместе с адвокатом Станиславом Маркеловым.

Кандидаты в подозреваемые

Как процитировал слова президента его собеседник, глава государства и сразу думал выступить, но потом, как юрист, отказался, ведь любое выступление по поводу политического убийства могло бы повлиять на действия следствия. Каким образом на действия следствия могло повлиять соболезнование от кого бы то ни было – вопрос риторический. Или все-таки могло? Не иначе, ввиду отсутствия такого влияния следствие, похоже, застопорилось, как, впрочем, случалось в большинстве подобных дел.

Но особенно мне запала в душу другая цитата: о том, что «никаких указаний, чтобы уничтожали демократов ни он, ни его администрация не давали, и это остаточные явления». Правда, фраза вроде бы относилась к телевидению, так как прозвучала в ответ на замечание журналиста о засилье на телеэкранах штатных кремлевских пропагандистов, забивших демократов.

Тут напрашиваются сразу два вопроса. Первый: раз явления остаточные – значит, кто-то раньше такие указания давал? И второй: не является ли подобная откровенность частью игры в доброго и злого следователя, которую мы уже некоторое время наблюдаем в российских политических верхах? В то время как демократов действительно уничтожают. Не в телевизоре. В реальной жизни. (См. расследование в Теме номера.) А если точнее, истребляют людей, чья профессия – защищать граждан, в том числе от произвола властей и силовых структур, и информировать общество о злоупотреблениях там, где и когда таковые имели место. Так что, следуя закону юриспруденции – ищи, кому это выгодно, – первыми в очереди кандидатов в подозреваемые на роль заказчиков и исполнителей подобных преступлений, нравится это кому-то или нет, оказываются люди, имеющие отношение к упомянутым структурам.

Коллеги Станислава Маркелова в своем открытом обращении отметили «стойкую неспособность российских правоохранительных органов обеспечить оперативное раскрытие, качественное следствие и направление в суд таких уголовных дел».

Вот лишь три примера до сих пор нераскрытых «адвокатских убийств», которые следствие связало с их профессиональной деятельностью.

9 октября 2003 года в Новосибирске застрелен заслуженный адвокат РФ Александр Прозоров, представлявший олимпийского чемпиона Александра Тихонова в деле о покушении на кемеровского губернатора Амана Тулеева.

2 декабря 2004 года в Астрахани застрелен председатель Гильдии московских адвокатов Евгений Замосковичев.

12 октября 2005 года скончался избитый накануне в подъезде собственного дома адвокат Дмитрий Штейнберг, представлявший интересы компании «Интеко».

Задуть и убрать!

Недавно, насколько мне известно, силовики получили указание отчитываться перед общественностью, в том числе по «громким делам». Но судя по тому, как понял этот сигнал начальник Управления общественных связей МВД России, генерал-майор милиции Валерий Грибакин, его задача, скорее, убеждать, что все мы движемся в правильном направлении: преступлений против личности, в том числе заказных, становится меньше. Раскрываемость растет. И главный тезис – сейчас не 90-е годы.

Мы действительно живем в новом тысячелетии. Следуя излюбленному в среде правоохранителей сравнению, нетрудно заметить: число заказных убийств по следам бандитских разборок, действительно уменьшилось. Зато количество преступлений или нападений на граждан, занимающихся общественно значимой деятельностью, – политиков, бизнесменов, юристов, журналистов – скорее, возросло. А уж статистика раскрываемости говорит сама за себя.

Президент Фонда защиты гласности Алексей Симонов рассказал мне, что они с коллегами, сопоставив огромное количество данных, вычислили: если преступления (убийства и покушения на убийство) совершены против обычных граждан, раскрываемость в среднем по России составляет 80 процентов, против журналистов – 9. Вообще, как признало и само МВД в 2006 году, раскрывается лишь 10 процентов заказных убийств. Вряд ли с тех пор что-то кардинально изменилось.

 На днях завершился процесс над подозреваемыми в убийстве Анны Политковской. Все оправданы. Дело застопорилось. Впереди очередной раунд поиска подозреваемых, и так до бесконечности.

Цифры, собранные различными журналистскими организациями, Фондом защиты гласности, Фондом Артема Боровика, свидетельствуют: более 300 наших коллег умерли насильственной или преждевременной смертью, или исчезли в России с 1993 года. Почти 160 погибли в результате умышленного убийства или злостного нападения. Есть города, где убийства, как это ни цинично звучит, «вошли в моду». В Тольятти убиты пять главных редакторов. По несколько убийств – в Санкт-Петербурге, Челябинске и Смоленске. И только в одном из этих городов виновные были привлечены к суду. В Москве за 15 лет погибли 36 журналистов – больше, чем в Чечне. При этом состоялось только 8 судебных процессов, вынесено
4 обвинительных и 4 оправдательных приговора.

А вот данные за два последних года: в 2007 году – убиты 8 наших коллег. В 2008 – пятеро, двое пропали без вести, совершено 69 нападений на журналистов.

Тем не менее, даже проведение шествий в память об убитых Маркелове и Бабуровой вызвало у властей очередной приступ аллергии, не иначе, остаточный. Шествие по Гоголевскому бульвару до Пречистенки с возложением цветов у дома, где произошло убийство, сначала пытались запретить, потом придали ему «усиленную охрану» в виде
40 грузовиков с ОМОНом и вооруженных патрулей с портре-
тами оппозиционеров, которых предполагалось задерживать. И задерживали. Но после того как правозащитники послали президенту телеграмму, назвав действия московской милиции и властей «оскорбительными и незаконными», новый митинг в память о погибших провести все-таки позволили. В Петербурге участникам шествия тоже разрешили пройти по городу. Правда, предварительно им пришлось выполнить требование милиции «задуть свечи и убрать плакаты».

Связной за 20 тысяч сребреников

Патологическая ненависть и нетерпимость к инакомыслию.

Вот к чему мы пришли через двадцать лет после того, как страна вроде бы встала на путь демократизации нашего многострадального общества, избавления от страха в головах и тоталитаризма в делах.

Я вспоминаю письмо, с которым обратился из неволи адвокат Михаил Трепашкин, сам бывший чекист, имевший неосторожность вести дела против недавних коллег. Его не просто посадили по обвинению, которое он считает сфабрикованным, и, отбыв в конце 2007 года свой срок, пытается это доказать. Над человеком с нездоровым сердцем, больным астмой издевались, словно он особо опасный маньяк-убийца – да и над ними вроде бы тюремщики издеваться не должны. «Мне приковали одну руку низко под столом, – пишет Трепашкин. – Причем так, что я не мог прямо сесть, после чего предложили в таком положении знакомиться с томами уголовного дела и делать выписки. Из-за низко прикованной руки и перекошенной позы начали сильно болеть спина и бок. Так как рукой, прикованной к столу, я старался придерживать листы закрывающегося тома и поэтому тянул ее вверх, запястья покрылись полосами (от зажимов наручниками) и тоже стали болеть. Очень хотелось сделать хотя бы глоток горячего кипятка и есть... Я сидел закованным в наручники, ужасно промерз и не знал, как выразить свой протест и прекратить пытки»…

Остаточные явления?

Кстати, несогласие с линией партии власти в среде чиновников – сегодня вообще что-то неприличное. Высказывать его при начальстве, соседях, сослуживцах – особенно если служишь в администрациях местного или федерального значения, строго не рекомендуется.

Глядишь, скоро придем к порядкам, которые потрясли меня в Северной Корее, когда я в числе первых российских журналистов попала в этот заповедник тоталитарной мудрости. К примеру, корейцы, живущие на одном этаже, ежедневно собираются на политинформацию. Под руководством старосты читают главную и единственную в стране партийную газету. Причем староста обязан докладывать в органы, кто чем дышит на вверенном ему этаже, а неправильно понявшие прочитанное время от времени исчезают из поля зрения соседей, освобождая жилплощадь для новых жильцов…

Недавно на сайте питерской оппозиционной организации «Оборона» появилась примечательная информация.

«Оборонщики» разоблачили работавших в этой и других молодежных организациях платных информаторов. Анна Буковская и еще несколько молодых людей, в основном бывшие участники движения «Наши», публично покаялись в СМИ, что работали на некий закрытый государственный проект «Связной президента». Задача ставилась простая и понятная. Анна поведала: как заместитель федерального руководителя проекта, она должна была вербовать «шпионов» и готовить их к внедрению в городские и региональные оппозиционные организации. Прежде всего, в Объединенный гражданский фронт Гарри Каспарова, в движение «Оборона», в запрещенную НБП, молодежное «Яблоко» и др. За 20 тысяч рублей «шпионы» писали для нее сначала отчеты-анонсы о планируемых перечисленными организациями мероприятиях. А через сутки после мероприятия составляли так называемые физические отчеты с фотографиями. (Зарплата самой Анны, как утверждают ее бывшие коллеги, в два раза превышала вознаграждение ее информаторов.) Отдельно готовились «объективки» на руководителей оппозиционных организаций.

Собственно, косвенным подтверждением такого способа направления молодежной энергии в «правильное русло» (проект, по утверждению Анны, существовал с 10 сентября 2007 года) является то, что в последнее время милиция выходит на Марши несогласных во всеоружии – с портретами главных оппозиционеров. И прекрасно осведомлена об их передвижениях, особенностях личной жизни и общественной деятельности.

Остаточные явления?

Если так пойдет и дальше, нашим спецслужбам, даже предположив, что честные силовики действительно стремятся найти преступников, просто не останется времени на раскрытие преступлений – только и успевай перерабатывать информацию о нашествии вредоносных оппозиционеров.